Самый маленький офицер
Шрифт:
Тут Индейца сорвало со всех бережно создаваемых тормозов. Себя он считал вправе вываливать на командира всё, что думает о его «гениальности», но позволить это какому-то Кондрату!..
Кулак не долетел, хотя удар был на пределе скорости пацана. Зато Кондрат от души, так приласкал, что Индеец, коротко скульнув, осел на свой спальник. Мир перед глазами вертелся, в голове звенело и до затылка дотрагиваться не хотелось. Вдруг там вмятина осталась?
Сквозь приплясывающий мир всплыло лицо Кондрата. Участия в нём не было ни на грамм.
– Мне не перечат, Маська, – напомнил он так спокойно, будто они гуляли под ручку.
Сивка помотал головой и попытался встать, но живо вновь оказался внизу, а напротив него сидел Кондрат и поглаживал горбинку на носу.
– Сиди тише, и я, Бог даст, о тебе забуду, – посоветовал он, похожий на сову, встретившую в своём дупле глупую маленькую мышку. Вроде, слишком тощая, чтобы сожрать – на один укус, мороки больше, но ведь мышка...
– А вы не говорите таким тоном о Дядьке, – мышка оскалила совсем не мышиные зубки… А через несколько ударов сердца она уже смирно лежала и даже послушно прижимала к затылку холодную кружку.
До ночи, что наступила довольно скоро, Сивка занимался самым бессмысленным, но единственным возможным в такой ситуации делом: тихо лежал, прикладывая к шишке холодное, и помалкивал. Драться больше ему просто никто не давал. Стоило мальчишке выказать намерение куда-нибудь слинять – и, желательно, не возвращаться, – как с вежливым вопросом «Куда?» его возвращали на место. Впрочем, надо было отдать Кондрату должное, возвращали хоть и твёрдо, но бережно. И о Заболотине больше не заговаривали, лишь когда появился Крот – невысокий плотный боец с непрерывно щурящимися, словно он глядел на лапочку, глазами, – в самых нейтральных выражениях объяснили разведчику ситуацию. Крот прищурился ещё сильнее, но на злой взгляд из-под белобрысых бровей ничего не ответил.
Сивка отвернулся, осторожно пристраивая голову, чтобы не задеть синяк. Крот мальчику не понравился сразу же и даже раньше. Как только стало известно, что он ухлёстывает за Горечаной. Причину этой неприязни объяснить было сложно, но Сивка в себе никогда лишний раз не копался, полагая, что самому с собой и без глубоких размышлений договориться можно.
Но в одном мнении он, даже без копания в себе, был в глубине души согласен с Кондратом. Отправить его, Сивку, сюда – действительно глупость. Только это дело исключительно его и капитана.
Глава 7(13). Повторение
Эй, браток, садись ко мне поближе,
Для тебя был первым этот бой.
Про войну читал ты много книжек,
А теперь ты, вроде, их герой…
Виктор Куценко
Ничто никогда не заканчивается навсегда. Возвращается, повторяется и раз за разом меняет ткань бытия. К этому просто надо привыкнуть: прошлое сбывается не единожды.
Аркадий Одихмантьев
Встать. Надеть осточертевшую форму, проснуться. Именно в таком порядке, иначе не встанешь, а только глубже зароешься щекой в подушку… Даже начав отсчитывать четвёртый десяток, хочется иногда утраивать себе выходной, отпуск, каникулы – называйте, как хотите. Пожалуй, с возрастом меняется только отношение к этому желанию. Ты упорно учишься не обращать на него внимания.
… Краткая мысленная прелюдия проскользнула в голове и рассыпалась в прах от первого прикосновения
День начинался как обычно. За окнами ветер согнал в город тучи и грозился ливнем, но это не могло поменять никаких планов. Заболотин и Краюхины, Великий князь с советником и секретарём и Алёна без промедления покинули здание гостиницы, теша себя мыслью, что наступил последний день «довольно бессмысленного заседательства», как выразился князь, и завтра всё уже наконец-то закончится. Иосиф Кириллович был собран и замкнут, как маршал перед решающим сражением. Алёна позёвывала за рулём и что-то напевала. Заболотин и близнецы расслабленно сидели и обменивались вялыми фразами насчёт охраны. Одихмантьев впал в своё обычное медитативное состояние, а так и не влившийся в компанию секретарь перебирал какие-то бумаги и бубнил себе под нос еле слышно: «Это тут, это здесь, это тоже тут… А это… а вот и оно!»
А в гостиничном номере сладко спали Сиф и Тиль, не подозревая, что на столике рядом с компьютером лежала записка, в которой их просили посидеть спокойно в номере и не пускаться на поиски приключений. Вот такая вот несправедливость: одним решать вопросы международного значения, другим спать под шум дождя, похожий на сочетание далёкого прибоя и барабанной дроби по карнизу. Или, что то же самое, одним попеременно дёргаться и зевать от скуки на нудном дипломатическом заседании, а другим – отдыхать вместе с собственной совестью. Выбор всегда двояк, и когда его сделали за тебя – найди эту вторую сторону. Разыскать её не так сложно, как кажется, а мир сразу станет чуточку радостнее.
Впрочем, пока до этой второй стороны никому – ни спящим, ни бодрствующим – дела не было. Шло то самое нудное дипломатическое заседание, где судьба страны вершилась среди дисплеев, показывающих необходимые материалы, вороха бумаг и не выражающих почти никаких эмоций лиц. Совершенно лишённые романтики декорации, но ещё пока хоть не опасное для любопытных закулисье.
Без оставшихся за дверями этого зала Краюх Заболотину было скучно. Не с кем было даже взглядом обменяться, поделиться, чуть повернув голову, наблюдениями: Выринея колеблется, Выринея волнуется. События последних дней, покушения КМП – кажется, это выбивало почву из-под ног Выринеи сильнее, чем ожидалось. Но политику в сторону, чтобы не погрязнуть в совершенно чуждых тебе размышлениях. Вопрос прост: виновата ли в происходящем страна, которой это выгодно?
И ответ так же прост, – с неудовольствием вывел Заболотин после долгих раздумий, благо, времени для них было много. Не виновата. Слишком примитивно. Слишком рискованно. В высшей политике так не поступают, это было бы уместнее при разборках между двумя бандитскими группировками, но никак не между странами.
Однажды Заболотин столкнулся с такими «разборками», но во вселенскую справедливость с ножом в боку играть не захотел. Беря такую роль, слишком легко заполучить манию величия на почве «Ёлы-палы, я же Великое Добро, а все вокруг на меня просто молиться должны!»