Самый маленький офицер
Шрифт:
– Ты чего, плачешь? – ляпнул Чинга, не подумав.
– Глаза слезятся, – отрезал пацан и уткнулся лицом в коленки.
Где-то неподалёку раздавалась негромкая, сумбурная ругань Слепня. Голос у него был уже не совсем трезвый, но мысль напоить и ребёнка, Чинга отмёл сразу же.
От получаса, отпущенного Кондратом, оставалось минут двадцать.
– Пойдём, – встал Чинга. – Командир приказал ложиться спать, а ты, между прочим, наш боец, так что приказ надо выполнять.
Маська дёрнул плечом и буркнул в коленки своё извечное:
– А я не хочу.
–
– Зачем тебе?
– Мне – незачем, а тебе нужно выспаться. Не хочется – твои проблемы, а подъём в шесть, и исключений для тебя никто делать не будет. Ты боец нашей роты. Ещё вопросы?
– А Слепень, вон, ещё не лёг, – уведомил мальчишка, прислушавшись.
– Но к тебе-то это отношения не имеет.
– Я хочу быть с ним.
Чинга вздохнул. «Я хочу» – это, конечно, уже лучше, чем категорично-абстрактное «А я не хочу», но ситуацию только осложняет.
– А я хочу домой, к мамке под подол. И фуры снова водить, а не эти долбанные тазики-уазики. И что в итоге? Мамки своей я тут что-то не вижу.
Мальчишка тяжело, по-взрослому вздохнул и запахнулся в куртку, отворачиваясь от огня. Мир вне освещённого костром круга поначалу был чернильно-чёрным, но постепенно прорезывались сначала размытые пятна перехода от чёрного к тёмно-синему, а вскоре – силуэты. Где-то мелькали огоньки – жизнь в батальоне не затихала никогда. Сквозь потрескивание дров можно было различить шаги, негромкие слова, бряцанье…
У костра появился Слепень. Не очень ясно вперил взгляд в мальчишку, открыл рот… потом переступил с ноги на ногу и, так ничего и не сказав, канул в темноту. Словно тень. Маська почувствовал его взгляд и, обернувшись через плечо, долго смотрел в сторону, куда ушёл Слепень, угадав направление безошибочно, как зверь чует след.
– Дядька так и не пришёл…
– Завтра его увидишь, куда денется.
Маська снова обернулся к костру, мрачно пнул ногой камешек. Камешек укатился в костёр, подняв в небо ворох искр, и мальчик испуганно отпрянул.
Чинга подтолкнул его в спину, и Маська, повторив, что спать не хочет, послушно пошёл с ним…
Заснуть не получалось. Свернувшись калачиком, мальчишка пялился в темноту, которая постепенно становилась прозрачной, и в ушах то и дело звучали взрывы и стрёкот автоматных очередей. Тело само вздрагивало, прогоняя сон, а ночь всё никак не кончалась.
Впрочем, мальчик лежал так тихо, что со стороны его легче лёгкого было принять за крепко спящего.
– Чинга, – наконец не выдержал он и позвал шёпотом бойца.
– М-м… чего тебе? – с трудом отозвался Чинга, не разлепляя глаз.
– А Найдоха теперь воевать ведь не сможет больше…
– Ну и будет у него мирная… жизнь, – неохотно пробормотал Чинга. – А мы ещё повоюем. Спи…
Мальчик в мирную жизнь не очень верил.
– А автомат его здесь остался.
– Дагосподитыбожемой, тебе-то что, – Чинга заложил руку за голову и зевнул. – Спи! Без дела автомат
– Я хочу, чтобы я за Найдоху теперь стрелял, – тихо, но очень упрямо сказал мальчик, но тут на него зашикали очень недружелюбные голоса остальных находящихся неподалёку бойцов, Чинга повернулся на бок, спиной к Маське, и снова наступила тишина.
… Утром Маська вскочил, как ни в чём не бывало, вызывая жгучую зависть Чинги. Вот что значит детский организм.
В глазах, правда, ещё крылась вчерашняя тень, что сидела у костра, но на поверхность пока не высывовывалась.
Капитан Заболотин, разумеется, заглянул к разведчикам и долго-долго с мальчиком о чём-то говорил.
Перед отправкой Кондрат сообщил Маське, что тот-де отныне считается помощником Чинги, едет с ним и больше никаких вопросов. Последнее замечание сопроводилось лёгким тычком в плечо открывшего было рот пацана, и своё назначение тот оспаривать передумал.
– Оружие твоё у Чинги, – в заключение бросил прапорщик и, развернувшись, ушёл.
Когда мальчик полез в машину к Чинге выяснять, что за оружие, тот с усмешкой выдал АКСбО-302 – тот самый калашников, который звался «внучком». У многих разведчиков были такие, да…
Но только у одного «внучка» случайные царапины на цевье складывались то ли в букву Х, то ли – в две зеркальные А.
Маська хорошо помнил, как Найдоха пояснял обнаружившему это Слепню:
– Это знак с небес. Значит, я «ахрененный» боец.
В тот момент рядом с ними как всегда из ниоткуда появился Кондрат и ровно заметил, что Найдоха – не «ахрененный», а охреневший.
Теперь Маська до побелевших костяшек сжал автомат.
– Боекомплект получи, – хмыкнул Чинга. – И в машину пора.
Пацан торопливо распихал по карманам выданные шофёром магазины.
Цветы на ступенях
Без щелчка отворяется дверь,
Повинуясь осенним ветрам.
Если ты мог когда-то не верить,
Поплыли к другим берегам.
Если так тебе легче, то пусть –
Я пойду, не касаясь руки.
Здесь не важен отмерянный путь,
Важно встать и пойти…
Александра (Кошка Сашка) Павлова
(И снова вместо эпилога, 2013 год)
Первый город на долгом пути по стране был пугающе-чужд, не похож – ладно бы на сны, но и даже на собственные фотографии, как юный прилизанный джентльмен ни чёрточкой не напоминает оборванного пацана из закоулков родного пригорода, чьи фотокарточки, подписанные (вот нелепость!) его именем, зачем-то хранит дома мать. Стекло, бетон, стрелы широких проспектов и молодая зелень парков.
Сиф прислушался к своим ощущениям, но раздосадованным себя не почувствовал и сам себе удивился. А как же стремление во что бы то ни стало вернуть память? А как же смутные сны о прошлом, так часто тревожащие его в последние дни?.. Нет, чисто, глухо, как в танке. Ни сожаления, ни досады, ни стремления к новым старым открытиям. Только неприятный страх на самом донышке души.