Самый страшный зверь
Шрифт:
– Возможно – это последний их ночлег.
– Почему так думаете?! Что с ними станет?!
– Я не совсем правильно выразился, это может оказаться последним ночлегом погони. Возможно, завтра мы развернемся к побережью.
– Без мальчишки?
– С ним. Мы его поймаем. Возможно.
– Что-то придумали?
– Ничего сложного. Ведь мальчишка так и крутится поблизости. Скорее всего даже посматривает на нас иногда.
– И что?
– Ему очень дороги эти дмарты, раз ради них он отказался от маскирующего амулета. Думаю, он не просто так не уходит далеко. Думает, как бы
– Шутите?!
– Нисколько. Давайте представим, что будет, если оставить пленников там, под обрывом. А рядом пусть горит костер с одним дозорным.
– Ну и что дальше?
– Дальше то, что вверху и внизу будут еще бойцы, и сидеть им придется очень тихо, ни одной веточкой не шевеля. Видимость здесь не очень, Дирт вряд ли заметит, что они рассредоточились. Зато при свете костра разглядит, что пленных охраняет всего один воин. Если этого воина правильно проинструктировать, он будет убедительно клевать носом и, в конце концов, захрапит. Дирт мальчишка, а в его годы люди не очень-то осторожны. Шанс того, что он ни о чем не догадается, очень велик.
– Ваша правда, – кивнул Патавилетти. – Прижмем его к обрыву, там его быстрые ноги не спасут. Если что, из арбалетов по коленкам бить будем. Не уйдет, лишь бы только появился.
– По коленкам? Мне он нужен живым. Не хочу, чтобы в темноте твои люди промахнулись, взяв чуть выше. Я не раз видел, как погибали раненные в бедро. Причем погибали быстро: истекали кровью.
– Я лично отрублю кривые руки тому, кто так сделает. Они трижды подумают, прежде чем пулять болты куда попало.
– Хотелось бы верить…
– Даже не сомневайтесь, – все веселее и веселее говорил Патавилетти, обрадованный перспективой успешного завершения смертельно надоевшей бесперспективной погони. – Мои ребята умеют ночами диких коз ловить. Как надо все подготовят. Даже чучела уложим у костров, чтобы не насторожился.
– Не понял?
– Пацан смекалистый, пересчитает тех, кто у огня сидит, и может заметить, что кое-кого не хватает. А чучело от живого человека издали да во мраке ни за что не отличить.
– Понятно. Это ты хорошо придумал.
– Не я придумал. Сакерш Махадский обхитрил нас таким способом после битвы при Трех Барханах. Мы под вечер разбили его авангард, а основные силы кочевников отступили в неукрепленный лагерь среди песков. С высоты барханов мы его просматривали хорошо и видели, как зализывают они раны у костров из сушеного кизяка. А наутро оказалось, что все ушли, а видимость жизни создавала лишь группа воинов на быстрых конях. Догнать Сакерша в тот раз так и не получилось. Потом он зализал раны и устроил резню при Дербеше.
– Битва при Трех Барханах? Я не знал, что в ней участвовали люди Конклава.
– Верно, не участвовали. Я тогда был гвардейцем. Рядовым Малой Гвардии.
Маг удивленно повел бровью:
– Вот уж не подумал бы. Ты не слишком похож на человека благородного происхождения.
– Так и есть, я незаконнорожденный. Мать прижила от одного из баронов побережья. Отец, пока не покинул этот мир, помогал по возможности, благодаря ему я и попал в гвардию, у него там были старые связи.
– Должно быть, тебе не
– Не в том дело. Меня изгнали с позором.
– Бесчестье? Что же ты натворил?
– Да ничего.
– А все же?
– Наш офицер приказал перебить пленников без суда. Они нас задерживали, он опасался, что у него будут неприятности из-за невыполненного приказа. Время сильно поджимало. Мы тогда воевали с Серым Братством. Когда те замирились с Конклавом, многие из тех, кто подавлял бунт, пострадали от своего рвения. Серые были очень злы, вот и пытались их утихомирить по-разному. Задабривали наказаниями тех, кто позволил себе слишком много.
– Твоего офицера наказали?
– Разумеется, нет. Мишенями для битья везде и всегда ставят рядовых. Всю нашу роту подвергли децимации, но офицеров не тронули.
– Сильно путаюсь в датах, но так полагаю, что это случилось не при нынешнем императоре?
– Ну да.
– Верно, ведь наш на такие пустяки не обращает внимания и всегда горой за тех, кто ему предан. Я с ним согласен. Война – грязное дело. Победить и не запачкаться мало у кого получается. Не возникало желания попробовать вернуться в гвардию?
– Ни малейшего.
– Думаю, тебе понравится, если мы поймаем одного из представителей династии, сильно усложнявшей жизнь таким, как ты, дурными правилами и законами.
Патавилетти пожал плечами:
– У меня приказ – схватить мальчишку. Приказ простой, но выполнить его не так просто. Если все же удастся, императорская щедрость обрадует всех.
– Удастся. Непременно удастся. Дирт – всего лишь зеленый мальчишка, а они, как никто другой, склонны к преувеличению своих возможностей. Он обязательно зарвется и совершит ошибку. Так с ними всегда бывает. Мы возьмем его. Ты бастард, но это даже к лучшему. Возможно, щедрость императора дарует тебе не просто полноправное дворянское звание, а и титул не из самых последних. С собственным графством приятней встретить старость. Помни об этом, когда будешь расставлять людей в засаду. Мальчишка не должен вырваться, второй раз западня может не сработать, он станет вести себя осторожнее, а нам и без этого непросто с ним приходится.
– Лишь бы он пришел.
– Придет. Обязательно придет. Он ведь всего лишь мальчишка. И он мечтает освободить дмартов. Ему ничего другого не остается.
Глава 21
Причудливо исковерканные деревья, покрывавшие склон холма почти до вершины, – единственное отличие здешнего леса от того, в котором Дирт провел большую часть жизни. В том, что не касалось странного облика, лес ничем не отличался, и его ночная жизнь была такой же насыщенной. Подозрительные шорохи со всех сторон; приглушенные звериные шаги – кто-то убрался с твоего пути; с прерывистым шелестом над головой проносятся черные комки летучих мышей; раздается ритмичный скрип где-то вдали – это всего-навсего подает голос сова. Хеннигвильцев все эти безобидные звуки пугали до заикания, но Дирт не обращал на них внимания. Для него шум в темноте не страшнее, чем стрекотание сверчка за печкой.