Самый упрямый клиент в мире
Шрифт:
«Будете ужинать?»
Потому что иногда люди ошибаются, они думают, что пришли в кафе.
«Проходите… Я смогу вас обслужить через четверть часа… Если вы хотите, можете пока заказать себе что-нибудь выпить».
Она заказала улиток и портвейн.
Мегрэ и Жанвье обменялись понимающими взглядами.
— Она устроилась возле окна. Я был вынужден попросить ее переменить место, так как она села за стол этих господ из регистратуры, которые ходят к нам вот уже десять лет и всегда занимают эти места.
Ей пришлось прождать почти полчаса,
Словом, совсем как мужчина с крашеными усами!
Спокойный мужчина, спокойная дама, а на другой стороне какой-то сумасброд весь на нервах. Но точно установлено, что этот сумасброд был вооружен. И это у него в кармане был штемпель и резиновые буквы, которые угрожали: «Я с тобой расправлюсь».
И именно он погиб, так и не воспользовавшись своим револьвером.
— Очень тихая дама. Я решил, что она живет в нашем квартале, просто забыла свой ключ и ждет возвращения мужа, чтобы попасть домой. Знаете, такое бывает чаще, чем можно подумать…
— Она ела с аппетитом?
— Подождите… Дюжина улиток… Потом телятина с рисом, сыр и клубника со сливками… Я запомнил, потому что эти блюда с наценкой… Она еще заказала графинчик белого вина и кофе…
Она засиделась допоздна. Я потому и решил, что она ждет кого-то… Она не уходила до последнего, в зале оставалось человека два, когда она потребовала счет… Было чуть больше десяти часов… Как правило, мы закрываемся в половине одиннадцатого…
— Вы не знаете, в какую сторону она от вас пошла?
— Надеюсь; что вы не хотите ей плохого? — осведомился старый Жан, который, несомненно, слегка увлекся вчерашней клиенткой. — Тогда могу вам сказать, что, выйдя отсюда без четверти одиннадцать и переходя улицу, я был весьма удивлен, заметив ее возле дерева… Помнится, под вторым деревом слева от газового фонаря…
— И казалось, что она по-прежнему ждет кого-то?
— Полагаю, да… Она не из таких, кто занимается тем, о чем вы подумали… Когда она меня заметила, то отвернула голову, словно смутившись.
— Скажите, официант, а сумочка у нее в руках была?
— Ну… конечно…
— Большая?.. Маленькая?.. Она ее при вас открывала?
— Подождите… Нет, при мне она ее не открывала…
Она положила ее на подоконник, так как стол стоял у самого окна… Сумочка была темная, кожаная, довольно большая, прямоугольной формы… На ней была выгравирована буква из серебра или какого другого металла… Кажется, буква «М».
— Порядок, старина Жанвье?
— Все в порядке, патрон!
Если они будут продолжать везде прикладываться к стаканчику, то закончат этот прекрасный весенний день тем, что станут вести себя, как школьники на каникулах.
— Вы считаете, что это она убила парня?
— Мы знаем, что его убили сзади, с расстояния в три метра.
— Но тот тип из кафе «Министерское» мог бы…
— Минутку,
— Убитый…
— Который еще не был убит… Итак, это он ожидал… Именно он взял с собой оружие… Это он угрожал… При таких обстоятельствах, если только он не напился в стельку к полуночи, тот, другой, выйдя из «Министерского», не смог бы застигнуть его врасплох.
Выстрелом сзади, да еще с такого короткого расстояния… В то время как женщина…
— И что же мы будем делать?
По правде говоря, если бы Мегрэ подчинился своему желанию, то он бы еще побродил в окрестностях, настолько ему полюбилась атмосфера этого квартала.
Вернуться к Жозефу. Потом — в бар напротив. Освоиться. Опрокинуть еще стаканчик-другой! И снова, на разные лады, обсудить ту же тему: мужчина с нафабренными усами; другой мужчина, напротив, надорванный лихорадкой и алкоголем; наконец, женщина, такая приличная, что сумела соблазнить старого Жана, поедая улиток, телятину с рисом и клубнику со сливками.
— Держу пари, что она привыкла к очень простым блюдам, к блюдам так называемой буржуазной, или семейной, кухни и что она редко бывает в ресторане.
— Как вы об этом узнали?
— Дело в том, что люди, которые часто едят в ресторанах, не берут там сразу три блюда с наценкой, в том числе те, которые редко готовят у себя дома: улитки и телятину с рисом… Два блюда не очень сочетаются одно с другим, и это говорит о доле гурманства.
— И вы полагаете, что женщина, пришедшая убивать, ничем другим не озабочена — кроме того, что она будет есть?
— Прежде всего, мой маленький Жанвье, ничто нам не говорит, что она была уверена в том, что убьет кого-то в тот вечер…
— Но если это она стреляла, то у нее было с собой оружие… Я хорошо понял смысл ваших вопросов насчет сумочки в руках… Я ожидал, что вы спросите официанта, не показалась ли ему сумочка слишком тяжелой.
— Кроме того, — невозмутимо продолжал развивать свою мысль Мегрэ, — даже страшные драмы не мешают большинству людей различать, что они едят… Ты, как и я, сталкивался с подобным… Кто-то умер… все в доме вверх дном… Во всех углах плачут и стонут… Представляется, что жизнь больше никогда не войдет в нормальный ритм… И тем не менее соседка, тетя или старая служанка готовит обед…
«Я не способна проглотить ни кусочка», — клянется вдова.
Ее уговаривают. Заставляют сесть за стол. Наконец вся семья усаживается обедать, оставив покойника одного; и через несколько минут вся семья с аппетитом ест; и именно вдова просит передать ей соли и перцу, ибо рагу ей кажется слишком пресным…
В дорогу, малыш Жанвье…
— Куда мы отправляемся?
— В Жювизи.
По правде говоря, им лучше было бы сесть на поезд на Лионском вокзале. Но суетиться в толчее, ждать у кассы, потом на перроне, потом ехать, — может быть, в проходе или в купе для некурящих — разве все это не могло бы испортить такой прекрасный день?