Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной
Шрифт:
Мужчины стали восторгаться красотами акростиха, и сами дамы удивлялись своей ловкости, а королева тем временем обратилась к Актону:
— Полюбуйтесь, генерал, какой у маркизы де Сан Клементе прелестный почерк.
62
Перевод Ю. Денисова.
Генерал Актон, отойдя в сторонку и приблизившись к свече, словно хотел еще раз прочитать акростих, сравнил почерк записки с почерком восьмой строки стихотворения и, возвращая Каролине драгоценный и зловещий автограф, сказал:
— Действительно, прелестный!
XLII
САПФИЧЕСКИЕ СТРОКИ
Никто из присутствующих, включая и маркизу, не придал похвале королевы и генерал-капитана Актона того значения, какое она имела в действительности.
Королева завладела акростихом, пообещав Эмме вернуть его на другой день. Теперь холодок, обычный в начале каждого приема, рассеялся, и все отдались прекрасному настроению, характерному для этих интимных вечеров, ибо Каролина умела, пренебрегая этикетом, создавать на них атмосферу полной непринужденности.
Беседа оживилась; все перестали вяло ронять слова, и завязалась веселая беседа. Сама королева смеялась, обнажая белые зубы; и мужчины и дамы переходили с места на место; каждый стремился к тому, кто привлекал его красотой или умом. И на фоне легкого гула, напоминавшего щебет птиц, каждому становилось теплее; в салоне разливалось благоухание юности, исходившее от этих молодых существ и создававшее подобие какого-то волшебного зелья — еле уловимого, пьянящего и напоенного любовью, желанием и негой.
В таких собраниях Каролина не только забывала, что она королева, но иной раз почти забывала, что она женщина; в глазах ее вспыхивали какие-то электрические искры; ноздри раздувались, грудь поднималась и опускалась, как волны, голос становился хриплым и прерывистым, так что если бы у этой обворожительной дамы
Она подошла к Эмме и, положив на ее обнаженное плечо свою нагую руку, которая выделялась на белоснежном плече так, словно она была выточена из розового коралла, произнесла:
— Разве вы забыли, прекрасная леди, что сегодня вечером не принадлежите самой себе? Вы обещали показать нам чудеса, и всем не терпится насладиться ими.
В отличие от королевы, Эмма, казалось, была охвачена какой-то истомой; голова ее клонилась то в одну, то в другую сторону, словно шея не в силах была поддерживать ее, а подчас как бы в любовном содрогании откидывалась назад; глаза Эммы были прищурены, и зрачки их таились под длинными ресницами; полуоткрытый рот обнажал за алыми губами два ряда белоснежных зубов; черные локоны ниспадали на грудь матовой белизны.
Она не видела, а только почувствовала, что рука королевы коснулась ее плеча; по всему телу ее пробежала дрожь.
— Что я должна сделать, ваше величество? — томно прошептала она, низко наклонив голову. — Я к вашим услугам. Хотите сцену на балконе из «Ромео и Джульетты»? Но ведь для этой сцены нужны два исполнителя, а Ромео у меня нет.
— Нет, нет, не надо любовных сцен, — возразила королева, смеясь. — Ты их всех с ума сведешь, а то, пожалуй, и меня тоже. Нет, надо что-нибудь такое, что, наоборот, навело бы на них ужас. Джульетта на балконе — не годится. Монолог Джульетты — вот все, что я позволяю тебе сегодня.
— Хорошо. Подайте мне, ваше величество, большую белую шаль и распорядитесь, чтобы для меня очистили место.
Каролина взяла с дивана белую крепдешиновую шаль, оставленную ею здесь, несомненно, не без умысла, подала ее Эмме и жестом, заставившим вспомнить, что она королева, велела всем посторониться.
В один миг Эмма оказалась одна посреди гостиной.
— Ваше величество, будьте так добры — объясните, о чем пойдет речь. Кстати, тогда все на минуту отвлекутся от меня, а мне это необходимо, чтобы произвести впечатление.
— Все вы знаете, конечно, веронское предание о Монтекки и Капулетти? — заговорила королева. — Джульетту хотят выдать за графа Париса, она же не любит его: любит она бедного изгнанника Ромео. Монах брат Лоренцо, обвенчавший Джульетту с ее возлюбленным, дает ей снотворного; она должна принять его, тогда невесту Париса сочтут умершей и положат в гробу в склеп семьи Капулетти, а туда за нею придет Лоренцо, чтобы отвезти ее в Мантую, где ее будет ждать Ромео. Мать и кормилица только что ушли из спальни Джульетты, сказав ей, что завтра на рассвете она станет женою графа.
Как только королева произнесла это маленькое вступление, приковавшее к ней внимание собравшихся, горестный вздох привлек все взоры к Эмме Лайонне. Ей потребовалось лишь несколько секунд, чтобы закутаться в огромную шаль и скрыть таким образом свой прежний наряд; лицо ее было закрыто руками; она медленно стала опускать их, подняла в то же время голову и понемногу открыла бледное лицо. Оно выражало теперь глубочайшую скорбь, бесследно сменившую пленительную томность, которую мы пытались описать. Теперь на нем было написано, наоборот, дошедшее до крайней степени отчаяние и беспредельный ужас.