Сан-Феличе. Книга первая
Шрифт:
Грубияном оказался не кто иной, как сам генерал Макк; но он был так бледен, так возбужден, так покрыт пылью, что при виде его, даже не спросив, с какими он вестями, король выронил блюдо и обтер пальцы батистовым платком.
— Неужели?.. — пробормотал он.
— Увы, государь!.. — отвечал Макк.
Они поняли друг друга.
Король бросился в аванложу, захлопнув за собою дверь.
— Государь, — сказал Макк, — я ушел с поля сражения, оставил армию, чтобы лично предупредить ваше величество, что вам нельзя терять ни минуты.
— Что же мне делать? — спросил король.
— Уехать
— Уехать?
— Иначе французы могут оказаться в Абруццских ущельях раньше вас.
— Французы раньше меня в Абруццских ущельях?! Mannaggia san Gennaro! 80 Асколи! Асколи!
Появился герцог.
— Скажи остальным, чтобы оставались до конца спектакля, понимаешь? Важно, чтобы их видели в ложе и чтобы никто ни о чем не догадался, а сам поезжай со мной.
Герцог д'Асколи передал распоряжение короля придворным; те недоумевали, чувствуя, что происходит нечто неожиданное, но все же не подозревали всей истины; затем герцог вернулся к королю, который уже вышел в коридор, крича:
80
Черт побери святого Януария! (ит.)
— Асколи, Асколи! Иди же, болван! Ты разве не слышал? Знаменитый генерал Макк сказал, что нельзя терять ни минуты, иначе сукины дети французы окажутся в Соре раньше нас!
LVI. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Макк был прав, опасаясь быстрого продвижения французской армии: в ночь после сражения два авангарда, под командованием Сальвато Пальмиери и Этторе Карафа, уже вышли на дорогу в Читтадукале с расчетом, что один из них, миновав Тальякоццо и Капистрелло, дойдет до Соры, а другой, пройдя через Тиволи, Палестрину, Вальмонтоне и Ферентино, достигнет Чепрано и что, таким образом, они не допустят неаполитанцев в Абруццское ущелье.
Что же касается Шампионне, он, покончив со всеми делами в Риме, должен был выйти через Понтийские болота на дорогу в Веллетри и Террачину.
На рассвете, сообщив Лемуану и Казабьянке об одержанной накануне победе и приказав им двинуться на Чит-тадукале, чтобы соединиться с частями Макдональда и Дюгема и вместе с ними двинуться по дороге в Неаполь, Шампионне с шеститысячным войском направился в Рим, прошел за день двадцать пять миль, сделал привал в Ла Сторте, а на другой день, в восемь утра, оказался у Народных ворот, вступил в Рим под приветственные залпы, раздававшиеся из замка Святого Ангела, проехал по левому берегу Тибра и добрался до дворца Корсини, где, как ему и обещал барон Райзак, нашел все свои вещи нетронутыми. В тот же день он приказал расклеить следующее воззвание:
«Римляне!
Я обещал вам возвратиться в Рим не позднее как через двадцать дней; свое слово я выполнил, возвратившись на семнадцатый день.
Армия неаполитанского деспота осмелилась вступить в сражение с французским войском.
Достаточно
Три тысячи убитых и пять тысяч раненых полегли вчера на поле сражения в Чивита Кастеллана; погибшие будут с почестями погребены на самом поле сражения, о раненых позаботятся как о братьях, ведь в глазах Предвечного, создавшего людей, все они братья.
Наши трофеи состоят из пяти тысяч пленных, восьми знамен, сорока двух пушек, восьми тысяч ружей, множества боеприпасов, снаряжения, лагерных принадлежностей и, наконец, из казны неаполитанской армии.
Неаполитанский король бежит в свою столицу, куда он прибудет с позором, встреченный проклятиями своего народа и всеобщим презрением.
Господь, покровитель воинства, еще раз благословил начатое нами дело. Да здравствует Республика!
Шампионне».
В тот же день в Риме было восстановлено республиканское правительство; консулы Маттеи и Дзаккалоне, так чудесно избежавшие смерти, вступили в свои прежние должности, а на месте могилы Дюфо, разрушенной, к позору человечества, римским населением, воздвигли саркофаг, в котором не было благородных останков (они были выброшены псам), и просто начертали это доблестное имя.
Как и объявил Шампионне, неаполитанский король бежал. Но, поскольку некоторые стороны его причудливого характера остались бы неизвестны, если бы мы ограничились сообщением об этом факте, как это сделал Шампионне в своем воззвании, мы просим у читателей позволения сопутствовать королю в его бегстве.
У подъезда театра Арджентина Фердинанда ждал экипаж, и король бросился в него вместе с Макком, крикнув д'Асколи, чтобы тот присоединился к ним.
Макк почтительно занял место на передней скамейке.
— Садитесь позади, генерал, — сказал ему Фердинанд, который и тут не мог отказаться от обычной своей иронии, не понимая, что в данном случае смешон и сам. — Вам, кажется, придется еще пятиться немалый путь, а потому не надо этого делать, пока нет крайней необходимости.
Макк вздохнул и пересел к королю.
Герцог д'Асколи поместился на передней скамейке.
Около дворца Фарнезе на минуту остановились; из Вены прибыл курьер с депешей австрийского императора; король поспешно вскрыл ее и прочитал:
«Превосходнейший брат мой, кузен, дядя, тесть, свойственник и союзник!
Позвольте мне сердечно поздравить Вас с успехом Ваших войск и с Вашим триумфальным въездом в Рим…»
Король не стал читать дальше.
— Да, нечего сказать, — заметил он, — депеша подоспела вовремя.
И он сунул ее в карман.
Потом, осмотревшись вокруг, спросил:
— Где курьер, который привез депешу?
— Я здесь, государь, — сказал курьер, подходя к королю.