Санаторий
Шрифт:
— Давай я, — решительно выступил вперед Гриша, — у меня опыт боевых действий как-никак имеется.
— И какой же? — не смог не поинтересоваться я.
— Две командировки в горячие точки, — скупо пояснил он, — два с половиной месяца возле Ачхой-Мартана и Дуба-Юрта — знаешь, что это?
— Слышал, — не стал я углубляться в эту тему, — ну что, тогда двинули?
— Двинули, — кивнул он, после чего мы перетащили аккумулятор и приборы на тележку и в четыре руки подкатили ее к центральному входу.
—
Я тоже глядя на него сотворил крестное знамение, сзади раздалось дружное «с богом», дверь загремела и распахнулась наружу. Мы с Гришей осторожно выглянули на улицу, ничего страшного там не увидели, и молча выкатили тележку на асфальтовую дорожку. Усаженную по бокам цветочками.
— Если что, стучите, — сказал сзади Валера, после чего дверь снова захлопнулась, оставив нас на съедение жутким насекомым…
— Ну что, Иван, — спросил меня Григорий, — страшно или как?
— Пока не очень, — ответил я, — калаш за спиной помогает от страха. А тебе как?
— А мне Макаров способствует, — немного подумав, отвечал он, — Калашников и Макаров, если вдуматься, два лекарства против страха.
— Кстати, — мимоходом заметил я, — рука-то у нашего Ильича в необычном положении — горизонтальная… что бы это могло значить?
— Давай Ильича оставим на потом, а сейчас у нас другие заботы, — одернул меня Гриша, — куда пойдем, к муравейнику или к паукам?
— Сейчас монетку брошу, — так разрешил я неразрешимый вопрос, — орел, значит к муравьям, решка — пауки.
И я вытащил из кармана штанов бог весть как завалявшуюся там мелочь, сейчас же почти везде карточки принимают, наличкой разве что на колхозном рынке расплачиваешься да у бабушек возле дома, которые продают продукцию со своих огородов. Выбрал самую большую по размеру монету достоинством в пять рублей и честно подбросил ее в воздух. Ловить не стал во избежание обвинений в подтасовке.
— Ну вот сам смотри, — показал я носком кроссовки на лежащий на асфальте пятачок, — решка и никакого орла, а это значит что?
— Что наш путь лежит к третьему корпусу, где свое гнездо свили гигантские пауки, — закончил мысль Гриша.
И мы дружно начали толкать нашу телегу по дорожкам в обход памятника товарищу Ленину, пароходу и человеку. По сторонам мы, естественно, посматривали, но ничего страшного в первые минуты обнаружить не удалось. Тот же клуб по левую руку с распахнутой дверью… с тех самых пор, как мы с Гришей вытащили оттуда кота Ваську. Та же самая ограда санатория по правую руку, которую надо было бы подправить уже лет десять как.
— Вон там паутина была, — сказал я, указывая на окна третьего корпуса, — а с этого дерева паучок слез. О, кажется, у нас гости.
Не
— Включай свою музыку, — скомандовал Гриша, я и щелкнул оба тумблера на двух магнитных агрегатах.
Зеленые лампочки у них загорелись исправно, и загудели они тоже в унисон, но на паука это гудение никакого особенного воздействия не оказало. Он приземлился, отцепил паутину и двинулся в нашу сторону.
— Направь на него эти хреновины, — крикнул Гриша, а сам схватил одну из них и выставил перед собой, я сделал то же самое.
Паук затормозил примерно в метре от нас и начал раскачиваться из стороны в сторону.
— Похоже, что действует, — радостно сообщил мне Гриша, — нельзя мощность увеличить?
— Тут вроде такой опции не предусмотрено, — растерянно ответил я, — но можно попробовать сделать… не сейчас, конечно.
А паук тем временем вышел из транса и продолжил свой поход в нашу сторону.
— Стреляем, — крикнул Гриша и вытащил из кобуры своего Макарова.
После второго выстрела паук разлетелся на запчасти так же, как и его предшественники.
— Хреново твои приборы работают, — в сердцах крикнул мне Григорий, — отступаем на свои позиции.
И в этот момент я заметил некое шевеление на крыльце третьего корпуса… там нарисовался тот самый Миша, которого мы сначала скрутили возле ларька, а потом он пропал с концами из нашего подвала… да, еще я и Ирина поговорили с ним, когда убегали от пауков и паутины.
— Слева на десять часов, — крикнул я Грише, вспомнив терминологию бойцов в горячих точках.
— Сам вижу, — буркнул в ответ он, — что делать будем?
— Для начала поговорить можно, — предположил я, — а дальше по обстоятельствам.
— Ну поговори, — предложил он мне, — ты последним его видел, тебе и карты в руки.
— Эй, — крикнул я этому гражданину, — привет!
— Привет, — помахал он рукой в ответ.
— Поговорим, может? — продолжил я диалог.
— А почему нет, — немедленно ответил он, — заходите в вестибюль, тут диванчики стоят.
— Гарантируешь, что ничего не случится? — спросил на всякий случай я.
— Зуб даю, — твердо ответил он.
— Ну если зуб дает, — переглянулись мы с Гришей, — тогда можно.
— А эти железки там оставьте, — бросил через плечо Миша, скрываясь в стеклянных дверях.
Мы гуськом прошли за ним — впереди я, сзади начальник. В вестибюле все оставалось без изменений, слева вазы с ненастоящими букетами и лиловая картинка на стенке, справа основательно потертый диван. Михаил уже сидел на нем, затягиваясь сигаретой, я сел с краешку, Гриша остался стоять держа руку на кобуре.