Санаторно-курортная монография
Шрифт:
Впрочем, как оказалось, некоторых совершенно не смущало наличие наушников.
— «Наутилус», — невнятно пробормотал я: когда твоя нижняя челюсть покоится на собственных кулаках, поставленных один на другой, «утилус» еще хоть как-то выговаривается, а вот первый слог произнести сложновато. — Это такая группа…
— Так что ж ты? — Она ослабила хваткие пальцы. — Чего молчал-то? Давай вместе послушаем. Я аккурат перед твоим приходом диск выключила — не всем пациентам нравится, когда музыка во время процедуры играет.
Она отстранилась от массажного стола, щелкнула чем-то.
энергично доносил до слушателей Бутусов.
Твою мать! Действительно, «Наутилус Помпилиус». Мне захотелось вывернуть шею, чтобы еще раз посмотреть на массажистку. Казалось, ей лет семьдесят или около того. Панкует бабулька? А песня-то, песня! Случайность? (ДВЕРЬ!) Или намек? «Чтоб никто не видел, чем питается зверь…» Ладно, если намек (КРАСНАЯ ДВЕРЬ!) — я уже напугался, спасибо. И шея моя сейчас, наверное, выглядит такой беззащитной, такой вкусной…
— Ты чего напрягся-то? Расслабься! Мышцы у тебя и без того деревянные, ну да ничего, поправим… А на «Наутилус» меня сын подсадил еще в конце восьмидесятых. Тебе, наверное, ровесник.
И она пустилась в пространные объяснения, почему концертный альбом «Ни кому ни кабельность» нравится ей больше, чем «Подъем», и почему «Наугад» она считает последней отличной, классической пластинкой, после которой у Бутусова начался период какого-то, прости господи, непотребства. Я не знал, то ли мне ржать, то ли разрыдаться.
Но до конца расслабиться так и не сумел. Ишь ты! «Это мир, в котором ни секунды без драки…» Молодец, бабулька. Соображает.
После обеда выяснилось, что Ивана Петрова вновь конкретно забрызгали чернилами. На сей раз — на концерте в Самаре. Я даже устыдился того, с каким пренебрежением подумал о бедняге, находясь на массажном столе: раз его… хм… творчество вызывает у людей столь противоречивые эмоции, что его попеременно то забрасывают цветами, то поливают чем-то фиолетовым… ну, значит, это и есть самое настоящее искусство. Или нет?
В номере я крутанул регулятор громкости репродуктора.
— Когерентное излучение лазера, рассеянное случайным ансамблем взвешенных в потоке частиц, сохраняет частичную когерентность и несет информацию об их скорости в виде допплеровского смещения частоты исходного излучения. — Профессор вещал о лазерах. Кажется, вчера одна из слушательниц ждала именно этой темы. Оставалось порадоваться за нее, потому что лично я ничего не понимал. — Выходной сигнал лазерной допплеровской измерительной системы был введен в память
Я убрал звук. Спать не хотелось. Смотреть телевизор не хотелось. Можно было добрести с ноутбуком до зимнего сада или библиотеки, подключиться к Интернету, узнать последние новости… Впрочем, нет, в зимний сад нельзя, там сейчас лекция. А библиотека, если я правильно понял, работала как-то хитро — каждый день в разные часы, и точного расписания я, разумеется, не помнил. Было бы обидным перейти в главный корпус, чтобы уткнуться в закрытую дверь (КРАСНАЯ ДВЕРЬ!). Чертыхнувшись и помотав головой, я полез в шкаф за лыжным комбинезоном. Свежий воздух — наше все.
В холле первого этажа маялась вчерашняя девчушка. Я притормозил. Жалко ее. Ни подружек, ни развлечений. Кто ж догадался ее сюда упрятать?!
— Простите, юная леди! — вежливо обратился я к ней. — У меня возникла серьезная проблема.
Девчонка вытаращила глаза. Ну, напугалась чуть-чуть заговорившего с нею взрослого дяди в дурацкой куртке с капюшоном, это понятно. А еще ей было ужасно любопытно, что за серьезная проблема такая.
— Я со вчерашнего дня мечтаю слепить снеговика. Но, поскольку в последний раз я занимался этим приблизительно четыреста двадцать восемь с половиной лет назад, мне необходима консультация человека, который умеет делать снеговиков на пятерку.
Девочка прыснула и чуть кокетливо закатила глазки.
— Так долго не живут! — сообщила она мне таким тоном, будто я на ее глазах ошибся в элементарном арифметическом примере. — А там ничего сложного — берешь комок и катаешь.
— И тем не менее. Я боюсь допустить ошибку. Представьте, что я скатаю вместо кома колбасу или перепутаю местами живот и голову — разве это будет честно по отношению к снеговику?
Несколько секунд она оценивала сказанное, рисуя в воображении снеговика, состоящего из снежных колбас, затем хихикнула. Воодушевленный, я продолжил:
— Так вот, скажите мне, юная леди, разрешается ли вам гулять? Могу ли я попросить ваших… тех, с кем вы приехали, отпустить вас со мной для консультации и помощи?
Она задумалась.
— Бабушка сейчас на лекции… — Вытянулась на цыпочки, выглянула через стеклянную дверь на улицу. — Снег, кстати, не липкий, но это ничего. В середине лекции бабушка заснет прям в кресле и проспит почти до ужина. Щас оденусь!
— А бабушку предупредить?
— Ой, да как будто она заметит! Я уже взрослая, я сто раз уже гуляла, пока она спит!
И девчонка умчалась.
Я подошел к стойке администратора. Девушка ворковала с охранником, пришлось потревожить.
— Вы не знаете, что с этой девочкой?
— Знаю. А вам зачем? — недобро прищурилась администраторша.
Ну да, конечно же, я — тот самый педофил, растлевающий первоклашек, находящихся на лечении. Ох, грехи мои тяжкие…
— Скучно ей. Я предложил слепить снеговика, она согласилась. Но я немножко засомневался — полезна ли ей будет такая нагрузка?
— Да прогулка-то ей не помешает… — раздумчиво проговорила девушка за стойкой. — Да и снеговик — тоже мне, нагрузка! Я вообще ее бабку не понимаю: совсем ребенком не занимается!