Sancta roza. Первая часть. О чем молчат солдаты
Шрифт:
– Все непродолжительное время своего земного пребывания вы ни разу не исповедовались, не испросили у Господа прощения за деяния греховные свои. Это великий грех! Он затмевает все другие земные непослушания, – продолжал монотонной настойчивостью басить ангел.
– Что за пустословие, ты же знаешь, коллега, в том нет вины этого несчастного, – раздался из угла еще более назидательный возглас.
– Истина в том, что наш гость не устоял против греховных соблазнов, тобой, коллега, надуманных извращений. Любой человек,
– Ты о чем? Какие еще возможности? – опять не понял вопроса Илья.
– Если вы забыли, напомню. Многолетнее пребывание в святой обители благословенной земли вас призывало к очищению души.
– Никогда там не был, да и желания не возникало.
– Монастырь на острове холодного моря забыли? Так я напомнить могу.
– Ты напомни, все напомни этому чудаку, расскажи еще, как он теток мимо себя не пропускал, и про ту брюхатую не забудь, что до посадки животом обеспечил. Пусть знает, за деяниями каждой земной твари Всевышним пригляд ведется.
– Вы это в две глотки о чем? – раздраженно поинтересовался верзила.
– И про остров тоже. Жену, командира воинов, не ты ли много лет ублажал, да еще как! Блудница двойню родила. Не забудь и про полтора десятка невинно убиенных, – из угла продолжал завывающим тоном протяжно ныть надоедливый тенор.
– Я и сам все помню, и про жену начальника режима не забыл. Не понимаю, чего в этом греховного? Про двойню не знал. Думаю, это неправда? Откуда знаешь? – мгновенно отреагировал Илья, поворачиваясь в сторону голоса.
– Правда, правда! Вот что я скажу, – раздался визг, но уже рядом с ухом мужчины, – разве не понимаешь, мой коллега от тебя добровольного признания и покаяния добивается.
– Какого еще признания, а покаяния в чем? – удивленно поинтересовался Алёшин.
– В грехах твоих земных и делах мало праведных!
– Разве такое бывает? – не переставал удивляться Илья.
– Бывает, мил-человек, еще как бывает. Вы на острове с чужой бабой тешились, пупсов ей сотворили, – пробасил ангел.
– И что? Причем тут я? У нее мужик был, в НКВД должность немалую занимал.
– Занимал, занимал, теперь в моем хозяйстве свои телеса греет, – перебивая бас, хихикнул тенор, – не знаю, надолго ли его хватит, но старается.
– Она сама ко мне пристала.
– Признайтесь честно, вы ведь не упустили возможность воспользоваться женской слабостью? – задал вопрос белый человек.
– И что из этого? Про подстилку вертухаеву мне мало интереса.
– А вы послушайте, – грохотал бас прямо в лицо Алёшина, – страдалица в муках родила и уже много лет одна двойню растит.
– А соседку свою, солдатку несчастную, любовью
– Было один раз. Но это по любви, думаю, взаимной!
– Тоже на острове? – спросил белый страж.
– О чем это он? У этого парня стезя такая, на островах свою плоть ублажать, – вновь хихикнул человек в черном.
– После чего блудница на свет пупса здоровенького произвела, – невозмутимо закончил человек в белом.
– Ну и что? У Ленки муж с отсидки откинулся. Они сами на радостях в состоянии сгоношить!
– Говорю же тебе! Этому белобрысому пройдохе до твоих похождений интереса совершенно нет, – горячо дышал в ухо тенор, – он не признания, а твоего раскаяния добивается.
– Признайтесь добровольно, с бабами было? – успел вставить вопрос белоголовый.
– Вроде было и что. Бабы замужние. Про детей ничего не знаю. Они не мои.
– В грехах земных, вы, любезный, обязаны чистосердечно сознаться и искренне покаяться! Если желаете в сады райские! – пробасил человек в белом, опередив своего чернобородого приятеля.
– Не юродствуй, друг мой! Поверь на слово, по всему видно это чудо не твой клиент и садов Господних этой заблудшей овце точно не видать! Тем более, его ожидает великое, более глубокое грехопадение, – провизжал черный человек.
– С какой тоски я должен быть чьим-то клиентом, и куда вы оба мне падать прикажете! – из последних сил смастерив капризную гримасу, возмутился Илья.
– У нас непринято встревать, когда взрослые разговаривают. Мы судьбу ведь вашу решаем, – сделал многозначительное замечание богатырю человек в белом.
– Я и не встреваю. Нечего мной зазря понукать.
– Видишь, какой он, этот пришелец, как минимум половину заповедей твоего хозяина меж ног пропустил, а еще сколько впереди затычин будет, ты только представь!
– Если ты, брат, знаешь, что субъект такой греховодник, стало быть, он твой клиент. Забирай его и на этом действо завершим, – перебив коллегу, передернув плечами, назидательным голосом пробасил белый ангел.
– Увы, увы! Огня преисподнего ему также не видать, как и твоих райских кущ. Удовлетворяя плотские вожделения распутных баб, он был лишь достойным держателем ему доверенного инструмента, – пропел тенор в черном. Выждав короткую паузу, обратился к Илье:
– Вот скажи, мил-человек, только откровенно, ты в башке своей бестолковой тех баб возжелал страстно, безмерно, до умопомрачения? Ты их насиловал?
– Вроде нет. Получилось как – то само собой. От удовольствия отказываться – не отказался.
– Тебе удовольствие, а мне безмерная пахота. Попробуй, найди достойных. Это моя забота, ублажать вожделение похотливых самок. Ты всякий раз оказывался под рукой.
– Признаю, злоключения этого чада с островами твоих рук дело, брат. И тут же обратился к Алёшину: