Сандэр. Ночной Охотник

Солнце показалось из-за низко висящих облаков, и покатые склоны Седых гор вспыхнули ослепительной белизной, заставив Эктара прищуриться. Открывающийся с крепостной стены вид заснеженных горных склонов резко контрастировал с пылающим за его спиной гномьим городом.

Ветер всколыхнул верхушки припорошенных елей, унося смрад горелой плоти. Эльф поморщился. А ведь кто-то называет этот отвратительный запах ароматом победы.

Знали бы враги по оба берега моря Утопленников, чего стоит ему, предводителю семерки боевых магов, каждое разрушенное селение. Как ни странно, Эктар не переносил гари пожаров, и его выворачивало наизнанку от вони, сопутствующей любой крупной резне.

За свою долгую по меркам смертных эльфийскую жизнь он должен был привыкнуть, да еще учитывая, что добрую треть прожитых лет служил искоренителем скверны [1] . Но нет. Палач, ненавидящий казнь, – ха, насмешка судьбы!

Эльф отдал бы многое, чтобы сейчас оказаться с сыном далеко отсюда. К примеру, в уютной лаборатории под Университетом Высшего Искусства, некогда принадлежавшей ему и сыну, или в домике лесника посреди эладарнского волшебного леса, где пережил много счастливых дней.

– Эктар, – позвал запрыгнувший на стену Корд.

– Что еще? – раздраженно бросил эльф, не поворачиваясь.

– Штурм крепости клана завершен, старейшина пал, – доложил помощник, дублируя слова по мыслесвязи: слишком громко ревел пожар в городе. – Его жена с детьми заперлись в сокровищнице. Что делать с ними?

– Убей всех, – устало выдохнул высокорожденный.

– Мы можем потребовать выкуп у родни старейшины, – попытался возразить Корд.

Эктар прервал соратника:

– Сокровищница ломится от драгоценностей. Вдобавок разграбим Кузню и возьмем богатства здешних жрецов. Куда нам больше? Деньги девать некуда. К тому же не хочу возиться с заложниками.

Из-за спины эльфа доносились гул пожираемого огнем города, треск раскаленных камней и редкие, почти неслышные вопли погибающих коротышек. Помощник долго молчал, прежде чем вновь заговорить:

– Может быть, не следует грабить Кузню? Бородачи не простят.

– О чем ты? – скрежетнул зубами Эктар, начинающий злиться на старого товарища. – Мы разрушили гномий город, вырезали и сожгли жителей, перебили кузнецов-священнослужителей, а ты лепечешь о том, что взятие подношений у местных божков будет более значительным преступлением в глазах подгорного народа?

– Пожалуй, ты прав, – проговорил Корд. – Я передам твои слова остальным. Только сначала…

Заметив боковым зрением резкое движение соратника, эльф мгновенно развернулся. Со стороны казалось, тот просто взмахнул мечом. Приглядевшись, Эктар разобрал сотканную из колеблющегося воздуха высокую фигуру, в которую упирался кончик узкого клинка.

– Мы не одни, – пояснил Корд. В левой руке у него раскрыла зубья зачарованная дага. Ее он доставал в случаях крайней опасности.

– Кто ты? – Направлять в неведомого зрителя смертоносное заклятие, равно как и применять боевую трансформу, пока не требовалось, артефактный меч соратника мог проткнуть мифриловый нагрудник, укрепленный гномьими рунами.

Прозрачная фигура помутнела, превращаясь в сгусток серого тумана, очертаниями напоминающий человека. На том изменения закончились. Соглядатай не желал являть истинный облик.

– Не думал, что найдешь меня так скоро, Гуарендил. – Эктар узнал вестника и шпиона главы Церкви, однако не спешил давать Корду приказ опустить меч.

– Ты оставляешь за собой кровавую дорожку. И слепой пройдет по ней, – задрожал туман.

Посланец верховного жреца настораживал эльфа.

Слишком малопонятен вестник. Он с легкостью проникал сквозь большинство сложнейших магических барьеров, и астральных, и физических. Поражала его способность скрываться. Из известных высокорожденному магов один Корд умел обнаруживать присутствие невидимого соглядатая. Незаметность глазу и магическому восприятию, умение проникать в самые, казалось бы, закрытые места делали из Гуарендила по прозвищу Фантом превосходного шпиона.

Никто не знал о его прошлом. Единственное, что удалось раскопать Эктару через знакомых задолго до побега из Эладарна [2] , – это то, что Фантом поступил на службу к верховному жрецу Габриллу Радужному лет двести назад и, следовательно, не был человеком. Людское тело не способно просуществовать столько времени без кардинальных, лишающих человечности изменений. Вероятнее всего, он являлся эльфом, как и сам жрец, или магическим созданием. Впрочем, версий происхождения Гуарендила море, и все они претендуют на роль истины в равной степени.

– Зачем явился? – не желая затягивать неприятную встречу, спросил эльф.

– Тебе и твоему отродью надлежит прибыть в Ксарг и помочь славным воинам нашего королевства нести волю всесвятого ангела Карубиала [3] тамошним дикарям. А также в числе прочих убить предателей ангелианской веры и мерзкого ублюдка, осмелившегося восстать против его святейшества.

Чего не отнять у Гуарендила помимо уникальных способностей, так это жгучей ненависти к иноверцам. Соглядатай верховного жреца сочился злобой, когда разговор заходил о язычниках и еретиках.

– Ты говоришь чуть ли не о постоянной военной службе, – едва сдерживаясь, чтобы не ответить дерзостью на высокомерное обращение, произнес Эктар. – Ты, верно, забыл. Мы не воины Эладарна и не обязаны подчиняться приказам ангелианских жрецов.

– Правда? Ты подчиняешься тому, кто заплатит, – прокаркал туманный посланец. – Архангел Хасмиал свидетель, у его святейшества есть что тебе предложить.

– Золото и серебро мало интересуют меня, – покачал головой эльф.

– Я говорю о снятии проклятия с твоего сына, отступник!

Проклятие юного Нолмириона заключалось в безумии, насланном звездными божествами. В поисках средства исцеления сына Эктар скитался по миру с тех пор, как покинул родное королевство. Ради получения знаний о древних богах, послуживших источником проклятия, он разрушал города, убивал, нанимался на грязную, кровавую работу, недостойную высокорожденного. И наконец Создатель смилостивился над ним и его сыном.

– В лагерь наших воинов в аранье прибудет его святейшество, там он и проведет ритуал, – продолжил посланец. – Твой сын вновь обретет разум. Затем вы скроетесь. Отменить церковный приговор невозможно.