Сандро из Чегема (Книга 3)
Шрифт:
И вот, когда умер отец Железного Колена, меня подговорил мой товарищ, с которым я пас домашних коз, попугать Железное Колено, подражая голосу его отца, который я хорошо помнил. И я стал время от времени, находясь недалеко от дома Железного Колена, на их семейном кладбище, звать его голосом отца.
– О, Гедлач, – кричал я, – иди сюда, иди! Обычно под вечер так прокричав несколько раз, я замолкал, а потом гнал свое стадо домой. Дорога моя проходила мимо дома Железного Колена и я иногда видел его, неподвижно стоящего на взгорье посреди двора и удивленно прислушивающегося
– Ты проходил мимо наших могил? – спрашивал он у меня.
– Проходил, – отвечал я.
– Никого не видел?
– Нет.
– Ничего не слышал?
– Нет, – отвечал я, – а что?
– Голос отца слышится, – отвечал он, – не пойму, что ему надо… Поминки провели как надо, сороковины устроили хорошие, придет годовщина и годовщину отметим… Не пойму, чем он недоволен…
Вскоре вся деревня узнала, что отец Железного Колена призывает его к себе.
– Наверное, медведь тебя пригрызет или сорвешься с какого-нибудь склона, – говорили ему односельчане.
– Ну что ж, – отвечал он, не переставая сверкать своими совиными глазами, – если пришел мой срок – никуда не денешься…
Я, конечно, кричал далеко не каждый день, а так в неделю раз или два. Нам забавно было смущать этого дикого человека. И я, конечно, никак не ожидал, что он при своей дикости обладает звериной хитростью, о которой никто тогда не подозревал. Оказывается, он заметил некоторую связь между зовом отца и моим через некоторое время появлением со стадом на дороге, проходящей мимо его дома.
И вот однажды, когда я стоял возле могил их семейного кладбища и, поднеся руку ко рту, осторожно прокричал: «О, Гедлач, иди сюда, иди!» – «Ах, это ты, сукин сын!» – услышал я вдруг его голос и увидел его самого, выскочившего из-за чинары, росшей на кладбище. Как он за нею смог притаиться, не могу понять.
В первую секунду я замер от ужаса, увидев его искаженное гневом лицо и желтые глаза разъяренной совы. В руках он держал ружье. В следующую секунду я покатился вниз с обрывистого склона, поросшего кустами сассапариля. Вслед за мной грохнул выстрел, я услышал, как пуля свистнула над моей головой. Я вскочил на ноги и бежал до самого дома. Хотел он меня убить или хотел напугать – до сих пор остается для меня неясным.
В тот день отец мой привел брошенное мной стадо домой и договорился с Железным Коленом, что сам меня накажет. Но отец, зная, что Железное Колено в меня стрелял и я был смертельно перепуган этим выстрелом, не стал меня наказывать.
В один из ближайших дней, когда я возвращался домой со стадом коз и проходил мимо дома Железного Колена, тот окликнул меня.
– Чтой-то отец перестал меня звать, – спросил он, – не знаешь ли отчего?
– Не знаю, – сказал я, опустив голову, чтобы не смотреть в его совиные глаза.
– Не пролети пуля мимо твоей дурной башки, – сказал он, – в самый бы раз тебе спросить у моего отца: не надо ли ему чего от меня?
– Прости, Железное Колено, – ответил я, – я пошутил.
– Вот и я в шутку стрельнул в тебя, – сказал он и повернулся к дому.
Года через два Железное Колено женился и на удивление всем
Тем не менее он женился на этой красивой девушке, сыграл свадьбу, а примерно через две недели после женитьбы собрался в горы, потому что начиналось лето. Односельчане в шутку говорили ему, как это он не боится бросать без присмотра молоденькую жену, когда она только-только вошла во вкус. А в доме у него жена оставалась одна. Но он этих шуток не понимал. Он отвечал, что слишком привык проводить лето на альпийских лугах, а в жаркой и потной деревне он никак не может оставаться на лето. Одним словом, он так и уехал в горы. Но он не только летом, он и зимой надолго отлучался, собираясь в многодневные охотничьи походы.
Бог знает, как он там жил со своей молодой женой, но детей у них не было. Года через два-три в деревне стали поговаривать, что жена Железного Колена подживает со своим соседом. Там жил парень лет тридцати, холостяк, красавец, богатырь. Он жил один со своим племянником и работал в сельмаге. Ну, поговаривали, конечно, об этом шепотом, и никому в голову не приходило открыть глаза Железному Колену. Во всяком случае, среди наших родственников.
Однажды мы сидели на кухне перед очажным огнем. Мама готовила обед, а отец, сидя у огня и разговаривая с дядей Михелом, время от времени поглядывал в открытую дверь кухни, где виднелась его лошадь, привязанная уздечкой к всаженному в землю лому. Когда лошадь объедала всю траву вокруг лома на радиусе вытянутой уздечки, он выходил из кухни, подходил к лому и всаживал его в другое место, чтобы лошадь поела свежей травы. Просто пустить ее пастись было нельзя, потому что во дворе росли саженцы фруктовых деревьев.
И вот отец в третий раз вышел во двор, чтобы вынуть из земли лом и всадить его в новое место. Вдруг он остановился посреди двора, прислушиваясь к чему-то.
– Тише! – крикнул он в кухню и застыл, прислушиваясь. Потом обернулся в сторону кухни и крикнул дяде: – Поди-ка сюда, Михел. Сдается мне, что кто-то дурным голосом кричит…
Мы все высыпали во двор и стали слушать. Сначала ничего невозможно было разобрать, а потом я услышал далекое:
– …Кто-нибудь… Беда… Беда…
У дяди Михела слух был острый, как у оленя. Он не только услышал слова, но и определил, кто кричит.
– Это племянник нашего завмага, – сказал он, вслушиваясь…
– Беда, беда… – снова в тишине раздался еле слышный голос, – кто-нибудь, кто-нибудь…
– Там что-то страшное случилось! – крикнул отец и, сняв уздечку с лома, влез на неоседланную лошадь. Он погнал ее к дому завмага.
– А ты, Михел, крикни братьев и приходите туда, – сказал он, обернувшись, и, открыв ворота, выехал на дорогу.
Минут через двадцать мы все подошли к дому завмага, где уже было несколько соседей во главе с моим отцом.