Сандро, не плачь!

Монакова Юлия

Поначалу он думал проводить Кетеван до дома — в свете новой информации, открывшейся после звонка в Махачкалу, момент казался явно неподходящим для прогулок и развлечений. Однако девушка отчаянно замотала головой и вцепилась в его руку:

— Я не хочу сейчас домой. Просто побудь со мной, Сандро, пожалуйста… мне страшно. Мы можем что-нибудь выпить? — неожиданно предложила она.

И ему ничего не оставалось, как привести её в то самое кафе на задворках кинотеатра "Россия", где работал его знакомый бармен.

Внутри было накурено, тесно и шумно, но Кетеван это не

смутило. Она заказывала коктейль за коктейлем, словно запрограммировала себя на то, чтобы напиться вдрызг, в стельку… но ничего не получалось. Кетеван оставалась абсолютно трезвой — во всяком случае, казалась такой. Вот только речь её стала не такой порывистой, как обычно, сделалась плавнее и медленнее, да глаза блестели чуть ярче, чем всегда — только и всего. Но на всякий случай Белецкий старался почти не пить, чтобы не потерять контроль над ситуацией.

— Ты девственник, Сандро? — спросила она его серьёзно, болтая трубочкой в высоком стакане с каким-то очередным пойлом. Он порадовался, что в помещении было полутемно, и можно было скрыть охватившее его смущение.

— Н-нет, — выговорил он, запнувшись. Впрочем, и не соврал ведь…

Кетеван удовлетворённо кивнула.

— Я так и думала.

— Почему это, интересно знать? — удивился он.

— Ну, ты, вообще-то, красивый, — признала она нехотя. — Обычно на таких всегда девчонки вешаются… А у тебя это было по любви?

Он в смятении покачал головой.

— Совсем нет. Просто так получилось. А… а ты? У тебя с кем-нибудь было?

— Конечно же, нет, глупый! — вскинулась она. — Для грузинки подобный вопрос — практически оскорбление… Я бы не согласилась лечь в постель абы с кем. Только по большой любви — с человеком, с которым собираюсь прожить всю свою жизнь…

— С Асланом, да? — спросил он осторожно. Она с грустью кивнула.

— Но ты не думай, у нас с ним и без секса всё очень серьёзно, по-настоящему. И у нас… было почти всё, кроме главного. Ну, ты понимаешь, да?..

Слышать это было неприятно, хотя Белецкий отдавал себе отчёт в том, что не имеет никакого права на подобную реакцию.

— Как вообще получилось, что ты влюбилась в дагестанца? — спросил он хмуро. Кетеван улыбнулась.

— Ой, это целая история, достойная индийского кино! Дикое, невероятное стечение обстоятельств… Когда мне было четырнадцать, мы поехали в Сочи на свадьбу дальнего родственника. И так совпало, что у родни Аслана тоже кто-то играл там свадьбу… Именно в эти же даты! Мы провели в Сочи неделю, и на меня мало кто обращал внимания, всем было не до меня, а эти предсвадебные хлопоты и прочее мне казались такими скучными… Я целыми днями была предоставлена самой себе. Гуляла, ходила на море… Вот на пляже мы с Асланом и познакомились.

— Тебе было всего четырнадцать? — он покачал головой. — Совсем ребёнок…

— Аслан меня на три года старше, — похвасталась она и добавила с заметной гордостью:

— Он — настоящий мужчина. Ты знаешь, как за ним девчонки в Сочи бегали! А он выбрал меня…

"Любой нормальный парень из миллиона девушек выбрал бы именно тебя…" — подумал он, но вслух, разумеется, оставил эти размышления при себе.

— Мы обменялись адресами и стали переписываться после того, как оба вернулись домой, — продолжала она между тем. — Всё было хорошо ровно до того момента, пока

отец случайно не наткнулся на одно из писем в почтовом ящике. Просто перехватил его раньше меня… Папе, разумеется, стало любопытно, что это ещё за Аслан мне написывает. Он не удержался и вскрыл конверт. Ну, а там… — Кетеван смутилась. — Ты знаешь, хоть мы так и не дошли в своих отношениях до постели, зато в письмах не церемонились и писали друг другу очень откровенные вещи…

— Понятно, — усмехнулся Белецкий, отворачиваясь.

— Ух, и скандал тогда разгорелся! — будто не замечая его напряжения, продолжала Кетеван. — Ты не представляешь, как отец орал. Мне было строго-настрого запрещено даже думать об Аслане. Но… — она решительно вздёрнула подбородок. — Мы всё равно будем вместе, я верю. Пока что ещё мы оба сильно зависим от родителей, но потом обязательно вырвемся из-под их надзора. Если, конечно, они и сами в конце концов не согласятся на наш брак. А пока что приходится скрываться, врать и изворачиваться. Письма друг другу пишем только "до востребования", на домашний адрес нельзя… Если предки узнают, что мы с Асланом до сих пор общаемся… они меня заживо съедят! Да и ему тоже мало не покажется.

— Но почему они против? — недоумевая, поинтересовался Белецкий. — Раз такая любовь… Лучше бы не мешали счастью своих детей, а поддержали и помогли… Ты не пробовала просто нормально поговорить с ними, всё объяснить? Тем более, тебе уже не четырнадцать, ты вполне взрослый и разумный человек.

— Ты не понимаешь, — она коротко и зло рассмеялась. — Это же вопрос чести семьи и рода, вопрос крови… Мы с Асланом принадлежим разным мирам. У нас разные религии… Да и вообще, у грузин к дагестанцам издавна настороженное отношение. Так сложилось исторически.

— Почему?

— Грузинки ведь красивые, — Кетеван горделиво приосанилась. — Наших девушек в прежние времена частенько похищали турки, дагестанцы и лезгины… Да знаешь ли ты, кто такие лезгины?

Он неопределённо покачал головой.

— Они живут в южном Дагестане, на границе с Грузией и Азербайджаном. Раньше постоянно навещали с набегами грузин, крали коней, девушек… и так далее. На грузинском языке лезгин — "лек", а на лезгинском это же слово означает "орёл"… забавно, правда? Есть даже такое стихотворение…

И, внезапно подобравшись, точно на сцене, расправив плечи и вскинув подбородок, Кетеван вдруг начала декламировать нараспев своим хрипловатым завораживающим голосом — громко, никого не стесняясь:

— Позади остались реки, Гор заснеженных хребты. В дом к тебе явился леки, Отчего ж не плачешь ты? Иль тебе в кругу домашних Целый вечер напролёт О моих набегах страшных Мама песен не поёт?..*