Санек
Шрифт:
— Дед, я тебя очень прошу, послушай меня внимательно. Не нужны нам эти изумруды. Не будет добра от этих камней. Как только мы их попытаемся продать, к нам придут и выпотрошат, как сырую рыбу. Не то сейчас время, чтобы даже пытаться их продать, и за одну только информацию о них могут не только нас с тобой прибить, но и всю деревню вырезать.
На удивление дед не стал ругаться, как я ожидал. Наоборот — как-то поник и произнес:
— Даже не заметил, как ты вырос, Саша. А меня, похоже, старость все-таки догнала. Умом понимаю, что могут быть проблемы, но вот хочется,
— Эммм, тут что, ещё и золотая жила есть? — тут же спросил я.
— Нет, — улыбнулся дед, — золота в наших краях нет или, может, просто я о нем не слышал, а вот с уничтоженной банды, когда погибли твои родители, маленько взяли, и немалая его часть досталась мне как доля от трофеев. Главаря с его приближенными мы тогда втроём догнали, ну и на троих разделили добычу после боя, договорившись между собой молчать, что нашли у бандитов этот проклятый металл.
— Знаешь дед, лучше уж, наверное, золото, чем вот это вот. Прям чувствую, что добра от этих камней не будет. Давай не будем рисковать.
Дед надолго задумался, а потом произнес:
— Рисковать не станем, но немного камней добудем. Спрячешь, пусть будут на черный день, кушать-то не просят, — увидев, что я хочу что-то сказать, он даже прикрикнул: — и не спорь со мной, щегол! Мал еще.
Только и осталось, что подчиниться. Когда дед начинает говорить таким тоном, лучше не спорить. Тут уж его не сдвинешь, упрямый, как тысяча ослов.
Но для себя решил, нафиг, при первой же возможности спрячу так, что ни одно НКВД не найдет, очень уж опасная штука эти камни.
Три дня мы долбили этот сланец и все это время я задавался вопросом: сколько же здесь этих изумрудов?
Не знаю, насколько большое это месторождение, но оно очень богатое, это неоспоримый факт. За эти три дня мы добыли грамм двести разных камешков от совсем уж крошечных, которых даже я со своим зрением с трудом видел, до довольно крупных, с ноготь большого пальца. Не знаю, сколько это в так называемых каратах, тем более в деньгах, но думаю, что очень даже немало. Нашли, если так можно выразиться, целых три гнезда или друзы, я не специалист и не знаю, как правильно это называть. Это были три скопления камней, расположенных очень близко друг от друга, откуда мы выбрали все до крошки.
Мне с огромным трудом удалось остановить разошедшегося не на шутку деда. Вот уж кто поймал так называемую золотую лихорадку, даже странно, что он не занялся добычей камней раньше и терпел столько лет.
Но с горем пополам уговорил деда прекратить добычу и двигать домой.
Но прежде, чем мы тронулись в путь, я всё-таки задал вопрос, который крутился на языке уже не первый день, что неожиданно закончилось, можно сказать, разговором по душам.
— Дед, а почему ты с такими богатствами не переехал жить куда-нибудь в более цивилизованные места?
— Цивилизованные. Ишь, слова какие выучил, — по обыкновению пробурчал
— Ты, Сашка, наверное, думаешь, что я всю жизнь прожил в нашей деревне? — он лукаво на меня посмотрел и продолжил. — Нет, в свое время, когда я еще был молод, довелось мне пожить в большом городе и даже гимназию там закончить. Отец, царствие ему небесное, твой прадед, был в свое время очень уважаемым мастером-оружейником в Туле, у которого не гнушались заказывать оружие очень важные люди.
Жили мы всегда в достатке, как говорится, не зная нужды, потому я и отучился в гимназии.
Дед прервался на минуту, будто вспоминая дела минувших дней, снова встряхнул головой и продолжил.
— Не знаю я точно и в деталях, как все произошло на самом деле, отец не любил об этом вспоминать и говорить, но кое-что по верхам я все-таки тогда уловил. Подвел под монастырь батю его лучший друг. Как уже сказал, я не знаю деталей, там что-то было связано со срочным заказом, который не удалось выполнить вовремя, но мы в одночасье лишились всего имущества и пошли по миру. Более того, нас даже из Тулы проводили, да так, что ушли в чем были. Рассказывать, как мы выживали, я не стану, скажу только, что из всей нашей семьи в семь человек в живых остались только мы с отцом. Во время скитаний я и разочаровался в людях, да и отец тоже.
— Подрабатывая на заводе уже в этих краях, мы познакомились с охотником из нашей с тобой деревни, октец починил для него кое-какое снаряжение, капканы, если быть точным. Вот за работой и разговорились. Оказывается, у них в деревне совсем недавно умер старый кузнец, и селение осталось без специалиста. Охотник, глядя на то, как сноровисто отец работает с железом, предложил ему перебраться к ним в деревню. Он не обещал золотых гор и прочих благ, как это бывает, вполне честно рассказал об условиях жизни в затерянном среди лесов селении, и отцу это понравилось.
— Вот тогда мы, посовещавшись, и перебрались в деревню, где мы живем сейчас. Тебе пока этого не понять, слава Богу, не пришлось еще разочаровываться в людях, но здесь мы обрели покой. Здесь я женился, похоронил отца, жену и твоих родителей. Были тут и хорошее, и плохое, но я точно не променяю свою деревню, ставшую мне родной, на любые блага, что бы мне ни сулили. Вот так вот, внук, не нужно мне золото с каменьями, некуда мне это тратить, а возвращаться в цивилизованные места, как ты говоришь, я не хочу и не стану.
Да уж, помотало моего деда, похоже, немало он горя видел. Я, честно сказать, в прошлой жизни тоже немало пережил, но это не идёт ни в какое сравнение с тем, что я только что услышал. Пусть рассказал он все без деталей, но благодаря хорошей фантазии додумать, как это было на самом деле, несложно. Правда один вопрос не давал мне покоя. Где Урал, куда в своих скитания забрались дед с прадедом, и где Москва, в которой живут родственники. Почему тогда после изгнания из Тулы они сразу не направились к родне? Об этом я и спросил деда.