Санин(год издания 2008)
Шрифт:
Потом они вылезли и валялись голые в мягкой свежей траве.
— Славно!.. — говорил Иванов, поворачивая к солнцу свою широкую спину с блестящими на ней мелкими капельками воды. — Построим здесь две кущи…
— А ну их к черту! — весело закричал Санин. — И без кущи славно, кущи-то всякие давно надоели!
— Ух-а! Трык-брык! — закричал Иванов, выделывая какие-то дикие и веселые па.
Санин, хохоча во все горло, стал против него и принялся выделывать то же самое.
Голые тела их блестели на солнце, и мускулы быстро и сильно
— Ух! — запыхался Иванов.
Санин еще потанцевал один, потом перекувыркнулся через голову.
— Иди, а то всю водку выпью, — крикнул ему Иванов. Одевшись, они доели огурцы и допили водку.
— Теперь бы пивка холодного… ха-арошо! — мечтательно сказал Иванов.
— Поедем.
— Валяй.
Они наперегонки сбежали с берега к лодке и быстро поплыли.
— Парит, — сказал Санин, счастливо жмурясь на солнце и разваливаясь на дне лодки.
— Будет дождь, — отозвался Иванов, — правь же… черт!..
— Догребешь и сам, — возразил Санин.
Иванов брызнул на него веслом, и светлые прозрачные брызги, насквозь пронизанные солнцем, каскадом разлетелись вокруг.
— И за то спасибо, — сказал Санин.
Когда они проезжали мимо одного из зеленых островов, послышались веселые взвизги, плеск и звонкий радостный женский смех. День был праздничный, и из города много народа понаехало гулять и купаться.
— Девицы купаются, — сказал Иванов.
— Пойдем посмотрим, — сказал Санин.
— Увидят.
— Нет, мы тут пристанем и пойдем по осоке…
— А ну их, — слегка покраснев, сказал Иванов.
— Пойдем.
— Да соромно, — шутливо пожал плечами Иванов.
— Чего?
— Да… оно ж девицы. Нехорошо…
— Дурень ты, — сказал Санин, смеясь, — ведь ты б с удовольствием посмотрел.
— Да ежели девица и того… то кому же оно…
— Ну, так и пойдем…
— Да оставь…
— Тьфу! — сказал Санин. — Нет ни одного мужчины, который бы не хотел видеть красивую голую женщину… и даже такого нет, который хоть раз бы в жизни хоть мельком бы не посмотрел, а…
— Оно так, — согласился Иванов, — а все-таки… ты б уж, если так рассуждаешь, и шел бы прямо, а то прячешься!
— Так прелести, друг, больше, — весело сказал Санин.
— Оно, конечно, весьма это приятственно… А ты сдерживайся…
— Ради целомудрия?
— А хотя бы…
— Да не хотя бы, а больше ведь не для чего!
— Ну, пусть.
— Ну… Да ведь в тебе и во мне этого целомудрия нет…
— Если око тебя соблазняет, вырви его, — сказал Иванов.
— Не городи глупостей, как Сварожич, — засмеялся Санин. — Бог дал тебе око, зачем же его рвать?
Иванов, улыбаясь, пожал плечами.
— Так-то, брат, — направляя к берегу лодку, сказал Санин. — Вот если бы в тебе при виде голой женщины и желания никакого не появлялось, ну тогда был бы ты целомудренный человек… И я бы первый твоему целомудрию удивлялся бы… хотя бы и не подражал и, весьма возможно, свез бы тебя в больницу…
— Оно точно, только ежели не сдерживаться… то иной человек может бед натворить!..
— Каких бед? Если сладострастие и ведет иногда к беде, так не оно, само по себе, в этом виновато…
— Оно, положим… ты не изъясняй!
— Ну так идем?..
— Да я разве что…
— Дурень ты, вот что… Иди тише! — улыбаясь, сказал Санин. Они почти ползком проползли по душистой траве, тихо раздвигая звенящую осоку.
— Гляди, брат! — восторженно сказал Иванов. Купались какие-то барышни, судя по цветным кофточкам, юбкам и шляпкам, ярко пестревшим на траве. Одни были в воде, брызгались, плескались и смеялись, и вода мягко обливала их круглые нежные плечи, руки и груди. Одна высокая, стройная, вся пронизанная солнцем, от которого казалась прозрачной, розовая и нежная, во весь рост стояла на берегу и смеялась, и от смеха весело дрожали ее розовый живот и высокие девичьи крепкие груди.
— О, брат! — сказал Санин с серьезным восторгом. Иванов с испугом полез назад.
— Чего ты?
— Тише… это Карсавина!
— Разве? А я даже не узнал… Какая же она прелестная! — громко сказал Санин.
— Н-да, — широко и жадно улыбаясь, сказал Иванов.
В это время их услышали и, должно быть, увидели. Раздался крик и смех, и Карсавина, испуганная, стройная и гибкая, бросилась им навстречу и быстро погрузилась в прозрачную воду, над которой осталось только ее розовое с блестящими глазами лицо.
Санин и Иванов, торопясь и путаясь в осоке, счастливые и возбужденные, побежали назад.
— А-ах… хорошо жить на свете! — сказал Санин, широко потягиваясь, и громко запел:
Из-за острова на стрежень, На простор речной волны!..Из-за зеленых деревьев еще долго слышался торопливый, смущенный и радостный смех женщин, которым была стыдно и интересно.
— Будет гроза, — сказал Иванов, посмотрев вверх, когда они вернулись к лодке.
Деревья уже потемнели, и тень быстро поплыла по зеленому лугу.
— Тю-тю, брат… беги!
— Куда? Не убежишь, — весело прокричал Санин.
Туча тихо и без ветра подходила ближе и ближе и уже сделалась свинцовой. Все притихло и стало пахучее и темнее.
— Вымочит на славу, — сказал Иванов. — Дай закурить с горя.
Слабый огонек загорелся, и было что-то странное в его слабом желтом свете под свинцовой мглой, надвигавшейся сверху. Порыв ветра неожиданно рванул, закрутился и зашумел, сорвав огонек. Крупная капля разбилась о лодку, другая шлепнулась на лоб Санину; и вдруг защелкало по листьям и зашумело по воде. Все сразу потемнело, и дождь хлынул, как из ведра, покрыв все звуки своим чудным водяным звуком.