Санины каникулы
Шрифт:
Кабалкин и мастер зорко следили за ним.
Покачавшись, Васюков крикнул: «А-а-а!» и бросился в черную воду. В то же мгновение Хабибуллин и скалолаз в четыре руки подхватили его, и Васюков тушей навис над бортом. Лодка ходила по кругу и черпала воду.
Васюкова толкнули на дно лодки, рядом с Саней.
— Сиди, дурак! — крикнул Хабибуллин.
— Нельзя мне жить, — пробормотал Васюков и заплакал.
И вдруг до сознания Сани дошло: Вовка!..
Вовка!.. Что же теперь делать? Саня с ужасом подумал о встрече с отцом и вспомнил, как, бывало, хлопала входная дверь и гремел по
После смерти мамы отец сгорбился, как бы обвис. Движения у него стали мелкие, суетливые, неуверенные. Посуетившись, он садился в кресло и забывал о том, что на кухне кипит вода, а на стульях лежит белье. Все начатое им бесшумно и ловко доделывала соседка Ирина Викторовна.
Ах, не так надо было, не так! Не смотреть с опаской и состраданием на отца, а попытаться его отвлечь, заинтересовать своими отметками, что ли… Получить двойку, чтоб удивился.
А теперь? Вовка погиб. И принести эту весть должен Саня? Нет, нет, нет! Лучше умереть. Саня даже почувствовал облегчение, когда набрел на этот выход.
…Звук мотора ударился о скалы.
— Свети! — крикнул с кормы Хабибуллин.
Скалолаз ударил с носа лучом. Вода с громким урчанием обтекала камни сошедшей лавины. Хабибуллин повернул лодку, и они пошли вдоль берега, ища, куда бы приткнуться. Наконец, заклинились в валунах, и Кабалкин полез с фонарем наверх, по нагромождению камней. За ним двинулись все остальные.
— Будем искать, пока не найдем, — сказал мастер.
— Само собой, — ответил Кабалкин.
— А я-то куда теперь денусь? — спросил себя Васюков. — Куда?..
Часа четыре они лазали по завалу, ободрались и обессилели, но результатов это лазание не дало, если не считать обнаруженной трубы водопровода, которая, вынырнув из камней, тут же прыгала в Енисей. Молча сели, привалясь к скале. Васюков лег, уткнувшись лицом в руки.
И тут Саня заметил, что серые камни выступали из тьмы, небо выцвело и погасло, обозначив вершины хребтов. Назревало утро.
— Пойдем на хребет, — хрипло сказал Хабибуллин. Лицо его словно обуглилось, в провалах щек залегли тени.
— Само собой, — ответил Кабалкин. Он один был по-прежнему свеж. И присел — словно так, за компанию. — Плохо — роса, склон сырой… Да ладно…
Отдохнув, они начали подъем. Головным шел Кабалкин. За ним — Саня. Страхуя его, ниже поднимались Хабибуллин и Васюков. Первые полчаса подъема Саня еще различал окружающее. Он заметил, что хребты выступили окончательно. Внизу кофейно сверкнул Енисей. За кусты цеплялись клочья тумана.
Еще заметил Саня, что лицо Васюкова стало старушечьим, выжатым. И больше уже ничего не замечал, кроме мокрой осыпи камней близко перед глазами, сухих былинок и редких кустов, за которые он судорожно хватался.
От первоначальной легкости не осталось и следа. Саня скользил, взрывая пыль и мелкие камни. Глаза застилала пелена.
Время
— Разве ж это гора?! — ясным и свежим голосом говорил он. — На нее можно въехать на велосипеде… Так. Замечательно! Молодец! — подбадривал он, останавливаясь и фиксируя каждое движение прилипшего к скале Сани. — Три шага — вдох, два шага — выдох… Идем направо… Теперь — налево… Зигзагом, зигзагом — мы никуда не торопимся… Мы просто гуляем… Пробуем ногой опору — надежно? Переносим на нее всю тяжесть… Ступаем неторопливо, тяжело, уверенно, как ответственные работники…
Временами голос Кабалкина глушили гулкие удары в висках.
В какой-то момент Саня ощутил под ногами пустоту. Сквозь пульсирующую фиолетовую пелену он увидел близко перед глазами камень с прожилками. На камне, зарывшись в лакированный панцирь, спал жук. Жук постоял перед глазами и пошел вместе с камнем вверх. Саня понял, что его силы иссякли и что куст, за который он ухватился, выскальзывает из рук.
— Прекрасно! — раздался голос Кабалкина. — Теперь можно оставить куст и отдохнуть.
Саня ослабил руки и уперся в горные ботинки оказавшегося под ним скалолаза.
Подождав, пока глаза Сани осмыслятся, скалолаз повел его вверх. И дальше Саня вообще перестал что-либо различать. Лишь иногда выдирались из тумана камни, трещины, ветки…
В себя он пришел, лежа ничком на гранитной площадке. Рядом раздавались длинные, свистящие хрипы. Саня прислушался и понял, что эти звуки издает он сам. Он приподнял голову и увидел: Кабалкин с интересом рассматривает что-то. Саня сел. Гранитная площадка врезалась в гору, образуя грот. В гроте, подернутые сизым пеплом, дотлевали угли костра. А рядом с костром лежал человек с нелепо вывернутыми ногами. Человек лежал лицом вниз, худой и длинный. В его вывернутых ногах, подломленных под живот руках было что-то страшно знакомое. И мысли Сани шарахнулись…
А Васюков остолбенел.
— Вовка! — заревел он.
Человек сел, озираясь.
Да, это был Вовка, нелепый Санин брат.
Хабибуллин сел на корточки, прикрыл ладонью лицо и так замер. Золотые очки покачивались у него на пальце.
— Ты как, живой? — все спрашивал и спрашивал Васюков, то принимаясь смеяться, то вытирая слезы.
— Как загремело, я отошел в сторону. Костер развел…
— Не было видно костра, Вова, — с горечью сказал Васюков. — Не видно было, родной… Ах, Вова, Вова, если бы видно было!..
Вовка сладко зевнул и на середине зевка, увидев Саню, лязгнул зубами.
— А ты откуда здесь?
— За тобой приехал. Отец возвращается. Надо тебе домой.
— Хорошо, — сказал Вовка.
— Вернешься?! — поразился Саня.
— Вернусь.
Саня подсел поближе и сказал Вовке шепотом:
— Мастер тебя страшно хвалил… Удивляюсь, чем ты ему понравился?
Вовка ухмыльнулся, сложился, как метр, обхватил колени длинными худыми руками. Рабочая одежда висела на нем, как на школьном скелете. Взгляд, обычно обращенный в себя, теперь был зорок и светел.