Санклиты 2 и 3. Охотница. Ангел Губитель
Шрифт:
Мозг не справлялся, не успевая обрабатывать такой мощный поток информации. Сначала я села за столик, чтобы не упасть прямо на пол, потом прикрыла глаза и задержала дыхание. Хотелось еще зажать уши ладонями, но удалось воздержаться.
Внутри словно рухнула какая-то стена, что раньше тщательно берегла мой покой, разделяя мир на внутренний и внешний, тщательно сортируя, что должно дойти до сознания, а что можно безжалостно отбросить. Теперь я ощущала себя частью всего на свете и, как ни странно, это начинало мне нравиться. Чем-то слегка напоминало ощущение погружения в горячую ванну, когда
Сейчас, правда, до экстаза было далеко, но мне хотя бы удалось более-менее свыкнуться с новым эквалайзером чувств. Сначала привыкли уши, потом я смогла открыть глаза и насладиться буйством красок, пребывая в восторге, как человек, которому после долгих лет очень плохого зрения вернули возможность видеть в полной мере.
Вскоре все встало на свои места. Я даже выпила чашечку кофе, смакуя каждую каплю, наслаждаясь ароматом и гладя горячий шершавый бочок чашки – ей-богу, мне это так понравилось, что возникла шальная мысль украсть ее. Волнение совсем уже было прошло, но тут в кафе зазвучала музыка.
Что-то турецкое, наподобие мелодий для танца живота, незамысловатое. Но мое сердце взорвалось на миллионы радуг! Каждый звук отдельно и вся песня целиком воспринимались мной как лучшее произведение всех времен и народов! Минуту я была уверена, что если бы в космос можно было отправить одну-единственную мелодию, то только эту! Потом поняла, что в таком экзальтированном восприятии виновато то, что я теперь санклит, вытерла мокрые от слез щеки и, посмеиваясь над собой, вышла из кафе.
Как бы то ни было, пришлось признать, что мне понятен поступок Ангела Смерти, который стал человеком – слишком велико было искушение! Сложно отказаться от единения со всей Вселенной, когда чувствуешь движение звезд и поток времени, а они ощущают тебя. Скорее, даже невозможно.
Из-за беспокойства, что Юлия, наверно, уже заждалась, пришлось перейти на бег и попутно застонать от восторга, ощущая, как работает буквально каждая мышца в организме.
Даже не запыхавшись, я подбежала к женщине, прогуливающейся по набережной, и залюбовалась ею. В светлых волосах искрилось солнышко, делая их нимбом. Голубые глаза соперничали с бездонным небосводом. Платье в золотых тонах делало ее похожей на жар-птицу.
– Здравствуйте! – я с трудом подавила желание обнять Юлию. Не думала, что так соскучусь за несколько дней! – Сначала мне нужно вам…
– Гюле рассказала. – Перебила она. – Саяна, это никоим образом не влияет на мое отношение к тебе. Но перестань мне «выкать», очень тебя прошу.
– Договорились.
Мы медленно пошли по набережной. Легкий ветерок покрывал водную гладь нестерпимо сияющими чешуйками, от которых отскакивали безумные солнечные зайчики, безжалостно жалящие в глаза. Огромные каменные глыбы, сложенные вдоль берега длинной грядой, жарились на солнце.
Жизнь текла вокруг мощным потоком. А моя остановилась. Она была как горячий необъезженный скакун, который, встав на дыбы, жаждал нестись во весь опор в неведомые дали, а я не пускала, натянув поводья, удерживала на месте. Потому что мне было страшно. Примириться с переменами всегда непросто. Особенно с такими глобальными.
–
Думаю, свыкнуться с тем, что мать убила отца, не легче, чем смириться с тем, что любимый сделал тебя санклитом.
– По-разному. – Юлия остановилась у деревянной скамейки. – Присядем? Он то не подпускает меня к себе, выставляет иголки, как еж, то старается помириться. А потом все по новой.
– Он любит тебя.
– Знаю. Но мы никогда не поймем друг друга. Шамиль исковеркал ему и характер, и судьбу. А я это допустила. Молодая была, любила его. Дура.
– Все наладится.
– Надеюсь. – Она улыбнулась. – Я отправила его в Петербург. Туда сейчас, похоже, все дороги ведут.
– Ничего не прояснилось?
– Больше вопросов, чем ответов. Но… – Она вздрогнула от громкого тоскливого всхлипа чайки, вспоровшего небо. – Назревает что-то крупное, очень. Я собрала неплохую команду, работа идет, но со скрипом. Кстати, – женщина посмотрела на меня. – Твоя светлая голова тоже там пригодилась бы. Но если откажешься, пойму. Может, у тебя были планы?
– Сейчас у меня планы вообще отсутствуют. – Я пожала плечами. – Так что помогу, чем смогу. Есть только две проблемы. Во-первых, Арсений куда-то пропал.
– Не волнуйся. Мы обшарили весь Коцит и окрестности, трупа не нашли. Он живучий, как таракан. Везде выживет, вывернется, и еще с наваром останется. Не беспокойся за него, объявится.
– Надеюсь.
– А второе?
– Бумажный вопрос. Паспорт, визы…
– К вечеру все пришлю с курьером. В Петербурге тоже все утрясем.
– Спасибо.
– Жилье предоставим.
– Нет, квартиру хочу снять сама.
– Как пожелаешь. Спасибо за помощь, Саяна.
– Пока не за что.
– Можно спросить о Горане?
Я вздрогнула.
– Нет.
– Извини.
Мы одновременно поднялись и свернули с набережной в небольшой парк. Чайка злорадно захохотала нам вслед, пикируя над водной гладью в поиске новой жертвы на обед.
Странно ощущать себя вне канвы привычной жизни, когда хотя бы примерно знаешь, чем будет наполнен твой день, неделя, месяц. Словно кто-то сложил время в мешок, как следует перемешал и высыпал на стол. Теперь среда легко может следовать за пятницей, январь за июлем, полночь сменит полдень, а закат раскрасит небо алым сразу после рассвета. Полнейший хаос.
Я усмехнулась, быстрыми шагами уходя от набережной. Странные метафоры в голову лезут в последнее время. Хотя какое время, такие и сравнения.
Вот куда меня несет? Понятия не имею, просто иду, подчиняясь новому санклитскому органу чувств, которое окрестила вибриссами, в честь кошачьих усов. Даже любопытно, что будет дальше. Как говорится, пока есть ноги, дорога не кончается, пока есть попа, с ней что-то приключается. Это про меня – стопроцентное попадание.
Разморенный жарой Стамбул добродушно взирал на меня желтыми глазами бесчисленного множества кошек, манил узкими улочками, искушал запахами специй, ласкал кожу нежным солнышком, кружил в уличной толчее, оглушал лавиной звуков. Мы понимали друг друга.