Санкта-Психо

Теорин Юхан

— Успокойтесь!

Призыв, само собой, никакого результата не возымел. Дети носились по комнате, и просторная игровая вдруг стала напоминать тесную клетку с обезьянами.

Никого из воспитателей, кроме Яна, на месте нет, и он почувствовал, как в нем поднимается волна паники. Он выдыхает, встает посреди комнаты и, как проповедник, громко и четко произносит:

— Успокойтесь! Успокойтесь сейчас же!

На этот раз помогло — визг и плач прекратились, дети словно очнулись — все, кроме Лео. Он, вытаращив глаза, лупит подушкой направо и налево.

Ян ловит его и прижимает к груди. Он чувствует себя как укротитель зверей.

— Успокойся, Лео! Пожалуйста, успокойся!

Маленькое теплое тельце бьется в его руках. Лео постепенно успокаивается. Зверь укрощен, из малыша точно выпустили воздух.

— Меня беспокоит Лео, — сказал Ян Марии-Луизе в кухне, пока они собирали посуду после обеда.

— Почему?

— В нем очень много злости.

— Избыток энергии, — улыбается заведующая. — В нем энергии на троих и даже больше.

— А вы знаете хоть что-то о его родителях? Они живы? Мне кажется, его отец…

Мария-Луиза вытирает руки и предостерегающе поднимает ладонь:

— Мы здесь об этом не говорим… Ты же знаешь, Ян.

Вечером после работы Ян сидит перед телевизором и пытается расслабиться, но из этого мало что получается. Сосед за стеной, наверное, уже начал праздновать уик-энд — слышны музыка и звяканье посуды.

Первая неделя в «Полянке» закончилась. Надо бы тоже отпраздновать, но настроение у него вовсе не праздничное. Непонятно почему — все вроде бы идет гладко, начали складываться вполне теплые отношения с сотрудниками, никаких проколов не допущено.

Он поставил диск Алис Рами и подкрутил громкость, чтобы заглушить шум за стеной. Его любимый лот — баллада «Тайная любовь», она даже не поет ее, а почти шепчет.

Вспоминай, вспоминай — и увидишь память, Поднимись на чердак — и услышишь память. Молись, играй — все равно тебе будет ее не хватать, Тайной любви, заблудившейся в мрачной пустыне.

Она поет о любви, которой не бывает. О невозможной любви. Если ему суждено когда-нибудь встретиться с Рами, обязательно спросит — возможна ли такая любовь?

Если ему суждено с ней встретиться! Как? Только проникнув в Санкта-Психо. Через подвал. Может быть, через подвал. Или еще как-то. Всегда найдется возможность. Важно решиться.

Ян подошел к окну. На парковке за домом ни души. Полно машин, но ни единого человека. Двенадцать «вольво», включая его собственную, семь «саабов», две «тойоты» и один «мерседес». Люди приехали с работы и разошлись по своим домам. Сидят на кухне, ужинают. Или смотрят телевизор. А кто-то, может, вяжет или разбирает коллекцию почтовых марок.

Но Ян в одиночестве.

Вот так. Он несколько раз мысленно произнес это опасное слово. Что ж, надо сдаваться. Он одинок, и, самое главное, он чувствует

себя одиноким.

Друзей в Валле у него нет. Это факт. И делать ему совершенно нечего.

Собственно, и не хочется ничего делать. Сидеть на диване и слушать Рами. Но на полу громоздятся все еще не распакованные картонные ящики… Вот этим он и займется.

В одном из ящиков он находит старую толстую тетрадь и пачку газетных вырезок. Это его собственный дневник, он вел дневник, когда был подростком. Не особенно регулярно — с перерывами, иногда по несколько месяцев.

Он открывает дневник и пишет обо всем, что произошло за последнее время: переезд в Валлу, одиночество, новая работа и мечта, что эта новая работа приведет его к Рами.

На обложке тетради скотчем приклеена фотография — старый поляроидный снимок. Краски поблекли. Светло-русый мальчуган смотрит в объектив с больничной койки. Это он сам. На снимке ему четырнадцать лет.

11

В субботу после ланча Ян в первый раз спустился в общую для жильцов многоквартирного дома прачечную и встретил соседа — пожилой седой дядька с седой же бородой.

Как всегда, задним умом — надо было бы заговорить с ним, а не просто молча кивнуть, как-никак новый сосед, живут в одном доме.

Через плечо у старика висел большой холщовый мешок с какими-то красными буквами. Ян присмотрелся. ЧЕЧНА НКТА ИЦИ. Остальные буквы скрывались за складками ткани. Он уже подошел к машине, и вдруг в мозгу его сформировались слова.

ПРАЧЕЧНАЯ САНКТА-ПАТРИЦИЯ.

Неужели? Проверять поздно. Не догонять же соседа — вы, дескать, позволите мне прочитать надпись на вашем мешке? Тот уже и дверь за собой захлопнул, и Ян остался наедине с машинами, сушилками и собственным грязным бельем.

Белье постирано и высушено. Он поднимается в квартиру и пробует освободить место: убирает картонные коробки, подметает, передвигает хозяйкину мебель. Ужинает в кухне, безразлично наблюдает, как на городок опускается ночь.

Что дальше? Возвращается в гостиную, включает старый телевизор. Плывут дельфины… наверное, какой-то документальный фильм. Оказывается, дельфины далеко не такие добрые и приветливые, как мы привыкли думать.

Голос диктора: дельфины охотятся в стае, часто их добычей становятся тюлени и другие животные.

Через полчаса он выключает телевизор. Тишина… нет, не полная тишина. Где-то в доме опять празднуют. Ухающая музыка… ум-па, ум-па… кто-то со всего размаха хлопнул дверью. Смех, голоса.

Может быть, взяться за Затаившегося? Когда же наконец он доберется до Банды четырех и покончит с ними?

Праздник за стеной в самом разгаре. Ян включает стереосистему, чтобы заглушить пьяные выкрики. Подходит к окну.

Надо иметь хобби. Или пойти на вечерние курсы.

Какие курсы? Учить французский? Осваивать укулеле?