Санта-Хрякус
Шрифт:
Сьюзен обмякла.
– Не конец чего? Кто такие они?
– ПОДВИНЬСЯ ВПЕРЕД, Я ПОВЕДУ. – Смерть вскочил на спину Бинки и обнял Сьюзен, чтобы взять поводья.
– Послушай, я столько…
– ДА. ЗНАЮ. КОНТРОЛЬ ВЕРЫ, – кивнул Смерть, когда лошадь поскакала вперед. – ТОЛЬКО КРАЙНЕ ПРИМИТИВНЫЙ УМ МОГ ДОДУМАТЬСЯ ДО ТАКОГО. ЭТО ВОЛШЕБСТВО НАСТОЛЬКО ДРЕВНЕЕ, ЧТО ПРАКТИЧЕСКИ ПЕРЕСТАЛО БЫТЬ ВОЛШЕБСТВОМ. НО КАКОЙ ПРОСТОЙ СПОСОБ ЗАСТАВИТЬ МИЛЛИОНЫ ДЕТЕЙ ПЕРЕСТАТЬ ВЕРИТЬ В САНТА-ХРЯКУСА.
– А ты чем занимался? – спросила Сьюзен.
–
– И что же я должна сделать теперь?
– ТЫ ДОЛЖНА ВЕРНУТЬ САНТА-ХРЯКУСА.
– Зачем? Ради мира, доброй воли и звона волшебных бубенцов? Да всем наплевать! Он просто старый толстый клоун, который заставляет людей веселиться в страшдество! И я пережила все это ради какого-то старика, который лазает по детским спаленкам?
– НЕТ. РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ СОЛНЦЕ ВСТАЛО.
– Но при чем тут Санта-Хрякус и астрономия?
– СТАРЫЕ БОГИ ПОДСТРАИВАЮТСЯ ПОД ТРЕБОВАНИЯ ВРЕМЕНИ.
Главный философ на Страшдественском пире не присутствовал. Он попросил одну из служанок принести поднос в его комнату, где он, так сказать, развлекался, а между играми вел себя так, как ведут себя все мужчины, когда неожиданно оказываются наедине с представительницей другого пола, – то есть пытался надраить башмаки о штанины и вычищал грязь из-под ногтей другими ногтями.
– Еще немного вина, Гвендолина? В нем почти нет алкоголя, – предложил он, нависая над феей веселья.
– Не буду возражать, господин философ.
– О, для вас я просто Гораций. Быть может, ваша курочка еще что-то хочет?
– По-моему, она куда-то ушла, – призналась фея веселья. – Боюсь, вы находите меня такой скучной… – И она громко высморкалась.
– Ну что вы! Как вы могли такое подумать? – успокоил ее главный философ.
Он очень жалел о том, что не успел прибраться в комнате или, по крайней мере, снять наиболее нескромные предметы одежды с чучела носорога.
– Все были так добры ко мне, – покачала головой фея веселья, вытирая мокрые глаза. – А кто был тот тощий волшебник, который все время корчил рожи?
– Казначей. Но почему бы вам…
– Он показался мне очень веселым.
– Это все пилюли из сушеных лягушек – он ест их горстями, – небрежно произнес главный философ. – Но почему бы вам…
– Как жаль. Надеюсь, они не вызывают привыкания?
– Уверен, он не стал бы их есть все время, если бы они вызывали привыкание, – пожал плечами главный философ. – Но почему бы вам не выпить еще бокал вина, а потом… а потом… – И тут ему в голову пришла удачная мысль: – А потом я бы показал вам Памятный зал аркканцлера Брюхха. Там такой интересный потолок. Клянусь, честное слово.
– Мне будет очень приятно, – призналась фея веселья. –
– Конечно развеселит! – воскликнул главный философ. – Определенно! Ну что ж! Итак, я сейчас пойду и… пойду и… я… – Он кивнул в сторону гардеробной, переминаясь с ноги на ногу. – Пойду и, э-э… пойду… просто…
Он стрелой влетел в гардеробную, захлопнул за собой дверь и окинул воспаленным взором полки и вешалки.
– Чистая мантия… – пробормотал он. – Причесать лицо, умыть носки, не забыть свежие волосы… Куда же запропастился этот лосьон вместо бритья?
С той стороны двери донесся упоительный звук – это высморкалась фея веселья. А с этой стороны двери раздался приглушенный вопль – то главный философ из-за спешки и по причине плохого обоняния плеснул себе в лицо скипидаром, которым обычно натирал ноги на ночь.
А где-то наверху очень толстый малыш с луком, стрелами и нарушавшими все законы аэродинамики крылышками тщетно бился в закрытое окно, на котором мороз рисовал изображение весьма привлекательной ариентированной дамы. На другом окне уже красовалось изображение вазы с подсолнухами.
А в Главном зале к тому времени рухнул один из столов. Количество перемен блюд не поддавалось подсчету, и каждый волшебник мог наслаждаться ими в меру своей скорости, но, чтобы особо медлительные едоки не задерживали всех остальных, была введена традиция безостановочной подачи еды. Благодаря этому волшебники могли часами наслаждаться добавками особо понравившегося супа, прежде чем приступить к освоению рыбных закусок.
– Ну, как себя чувствуешь, старина? – спросил сидевший рядом с казначеем декан. – Снова принимаешь пилюли из сушеных лягушек?
– Я, э… Я, э… Мне не так плохо, – ответил казначей. – Правда, э, правда, э, меня немного потрясло, когда…
– Жаль, потому что вот твой подарок на страшдество, – сказал декан, передавая ему маленькую коробочку, в которой что-то гремело. – Можешь открыть сейчас, если хочешь.
– О, как приятно…
– Лично от меня, – пояснил декан.
– Какая красивая…
– Знаешь, я купил это на собственные деньги, – признался декан, помахав ножкой индейки.
– Какая красивая упаковка…
– Истратил больше доллара.
– Ничего себе… – Казначей развернул подарок.
– Это коробочка для хранения пилюль из сушеных лягушек. Видишь? На ней даже написано: «Пелюли Ис Сушоных Легушек».
Казначей потряс коробочку.
– Мне так приятно, – едва слышно произнес он. – И там уже лежат пилюли. Как предусмотрительно. Они мне пригодятся.
– Да, – кивнул декан. – Я взял их с тумбочки в твоей комнате. В конце концов, я и так попал на доллар.
Казначей поблагодарил его кивком и аккуратно положил коробочку рядом со своей тарелкой. Сегодня ему разрешили пользоваться ножами. Сегодня ему разрешили есть все, а не только то, что приходится соскребать со дна тарелки деревянной ложкой.