Сантрелья
Шрифт:
— Араб изменил свое решение, когда я сказал, что мы разыскиваем Назира, чтобы рассказать ему о Гайлане. Рахим, как только я произнес эти имена, бросился уверять меня, что понял свою ошибку и не станет больше звать меня на борьбу.
Араб нетерпеливо позвал Святогора, и тот, извинившись, повиновался. Мы остались одни. Правда, через несколько минут нам принесли блюдо с фруктами и даже предложили войти в дом, но вечер стоял теплый, и мы, несмотря на опустившиеся сумерки, остались в патио.
Не прошло и получаса, как во двор вбежали Святогор и хозяин. Они запыхались и выглядели крайне взволнованными.
— Нам срочно надо укрыться в мечети, — заговорил Святогор. — Кордова окружена, и на подступах
Араб что-то торопливо бросил Святогору на арабском, тот как-то даже радостно кивнул в ответ. Появился слуга, которому хозяин отдал какие-то распоряжения. Уже уходя, я заметила, что слуга направлялся к нашим лошадям. Мы втроем вышли из дома на улицу и вновь уже по темной улице двинулись к мосту, через мост, через арку прямо к мечети.
Мечеть занимала огромную площадь. Над ней возвышался минарет. С внешней стороны она была украшена резными арабесками, мозаичными узорами, которые особенно загадочно сияли при свете факелов, висевших при входе. Мы проникли в эту святая святых ислама, и я ойкнула, очутившись в этом чудесном лесу колонн из яшмы, оникса, мрамора. Колонн здесь насчитывалось более восьмисот. Стройные, утонченные они легко возносились ввысь. Полосатые двойные дуги из белого и красного кирпича, соединявшие колонны, придавали особую законченность и возвышенность этим выстроившимся, как на параде, рядам. Казалось, они несли людям весть о том, что все мы вместе, и хотя в жизни каждый вроде сам по себе, там, наверху, мы сольемся в высоком единении душ. Довершал это ощущение божественного вмешательства в наши судьбы удивительный резной потолок, своим роскошным убранством буквально олицетворявший Царство Божие.
Эти колонны заворожили меня еще в двадцатом веке. Тогда я даже не замечала, что огромное число туристов вливалось непрекращающимся потоком в стены мечети. Все они разбредались и терялись в этом густом лесу. И теперь я, застыв в немом изумлении, не сразу осознала, что в мечети было много молящихся или же просто укрывшихся, подобно нам, людей. Святогор осторожно тронул меня за рукав, оторвав от созерцания и полета мыслей.
— Нам не следует быть у всех на виду, — шепнул он. — Надо отойти в сторонку, укрыться в одной из ниш, которых здесь множество.
Он отвел нас в глубь мечети, в полутемную нишу, где мы устроились на ковре, прямо на полу.
— Святогор, когда построили эту мечеть? — не могла успокоиться я.
— Начиналось строительство, конечно, при Абд-Аль-Рахмане, при Аль-Хакаме лучшие мастера работали над ее убранством, а завершилось строительство во времена Аль-Мансура.
— Что нас ждет? — спросил вдруг Николай.
Святогор тяжело вздохнул, устало покачал головой:
— Ничего хорошего ожидать не приходится. Осаждающие, скорее всего, одержат победу. А защитники, в основном из простых людей, отдадут свои жизни в напрасной борьбе за чью-то власть. Завтра мы попробуем выбраться из города. Нам уже пора в Мадинат Аль-Сахру, иначе мы можем опоздать.
— Ты считаешь, мы сумеем добраться туда?
— Да поможет нам бог! Пока я не очень представляю себе как. Но на протяжении всего нашего пути мы сталкивались с разного рода обстоятельствами, из них вытекали некоторые совпадения.
— Может, это не случайные совпадения? — воскликнула я.
— Кто знает? — уклончиво ответил Святогор. — Во всяком
Мы с Колей переглянулись в изумлении, и брат шепнул мне по-русски:
— Здесь все предопределено. Рукопись!
— Конец известен, а пути следования к нему могут оказаться чреваты неприятными неожиданностями, — возразила я.
Вероятно, услышав наш разговор на русском, Святогор поднялся:
— Я пойду помолюсь, а вы отдыхайте.
— Не уходи!
— Ты подумала, что я решил не мешать вашему разговору, — понял вдруг Святогор и грустно засмеялся. — Елена, я не могу сейчас просто сидеть. Разумом я понимаю, что мне не стоит вмешиваться в эти события. Но я вырос в Кордове, и судьба города, судьба халифата мне небезразлична. И я не нахожу себе места от мысли, что я не знаю, как помочь. Я даже не знаю, с кем я. Здесь нет правых… Я должен поговорить с Аллахом.
В его словах было столько боли и горечи, что я у меня защипало глаза от навернувшихся слез. Я опустила голову, не в силах вымолвить ни слова.
Святогор ушел, а мы с Колей прижались друг к другу и стали обмениваться впечатлениями.
— Мы не должны быть Святогору обузой, — говорил брат. — Ему сейчас очень нелегко. Он старается не подавать виду. Ты знаешь, я подумал, что ему лучше было бы сейчас находиться в Аструм Санктум. Тогда ему не приходилось бы изводить себя дилеммой, с кем он должен быть.
— Но дон Ордоньо, — предположила я, — мог отправить его с войском графа кастильского…
— Да, — перебив меня, согласился Николай, — но это был бы приказ. А приказ не обсуждается.
Я вздохнула. Было совершенно очевидно, что именно мы усложняли положение Святогора. Но изменить мы ничего уже не могли. Оставалось ждать, терпеть и быть осторожными и мужественными.
На некоторое время я задремала, видимо, сказывалась усталость и обилие впечатлений. Сон мой был тревожным и чутким. Но иногда я проваливалась в глубокое забытье, и когда я вдруг очнулась, я заметила спящих рядом Николая и Святогора. А в мечети было тихо и, казалось, пусто. Я проснулась оттого, что виденное днем вставало перед глазами настолько явственно, как будто я вновь брела по пахнущим гарью улицам, где копошились оставшиеся без крова люди, где плакали оставшиеся без родителей дети, где лежали брошенные тела погибших, которых некому было убрать и похоронить. Стремясь вырваться из кошмара, я заставила себя проснуться и, закрывая глаза, вновь окуналась в эту жуткую атмосферу гибнущего города, и вновь заставляла себя открыть глаза, пока сон не улетучился окончательно. И теперь я лежала с широко открытыми глазами, потихоньку привыкая к темноте.
Мне вдруг послышался неясный звук. Сначала я подумала, что мне померещилось, но звук повторился, вызвав в душе непонятную тревогу. Наконец, я осознала, что звук напоминал всхлипывание и даже тихий плач. Казалось, плакал ребенок. Жалость захлестнула меня и, забыв об осторожности и страхе, я встала и пошла на звук, пробираясь босиком по коврикам между стройных колонн мечети. Кое-где горели редкие масляные светильники, и этот тусклый свет наполнял пространство игрой теней, вызывавших внутренний трепет. Но я упрямо шла на звук, который по мере продвижения становился все яснее. Неожиданно я застыла перед колоннами из красного и голубого мрамора, завершавшимися чудесным кружевным плетением, образуя арки, будто приглашавшие в рай. Пляшущее неровное пламя светильника сияющими бликами отражалось на этой колоннаде. Сквозь четыре фигурных окошка, приютившихся под сводами узорного потолка, лился лунный свет, мягким голубым сиянием освещая "райские врата".