Сантрелья
Шрифт:
Я шагнула вперед и застыла от ужаса, услышав, будто кто-то окликнул меня. Я боялась оглянуться. За спиной послышались шаги, и кто-то тихо прошептал:
— Елена!
Вся таинственная атмосфера ночной мечети, этот приглушенный плач, тусклое освещение и голубые лунные врата — все это было нереальным и пугающим. И этот неожиданный тихий зов, показавшийся мне вкрадчивым, мог принадлежать либо ангелу, либо самому Сатане. Я чувствовала, как от страха холодеют руки и ноги, а перед глазами встает черная завеса. И когда я уже готова была лишиться чувств, меня подхватили чьи-то руки, и родной голос прошептал:
— Аллах
— Святогор, — только и смогла выдохнуть я, прижавшись к нему в поисках тепла и защиты. Меня била мелкая дрожь, и я, извиняясь, улыбнулась: — А я, оказывается жуткая трусиха. А еще направлялась кого-то спасать. Ты слышишь, кто-то плачет?
— Да-да, звук доносится из михраба /*Михраб — в мечети ниша, обращенная в сторону Мекки, стоять перед которой у мусульман равносильно тому, что стоять перед лицом Аллаха/. Похоже, плачет ребенок. Пойдем, только осторожно, в мечети много людей…
— Людей? — поразилась я. Пока я двигалась по мечети, у меня было ощущение полного одиночества.
— Конечно! Очень многие остались ночевать здесь. Будь осторожнее!
Мы подкрались к михрабу, откуда доносились всхлипывания. Из арки, обозначавшей вход в это священное помещение, струился золотистый свет, завораживающий и манящий. И я, не раздумывая, шагнула внутрь и замерла от восхищения. Стены этой небольшой квадратной комнаты покрывал ажурный узор. Среднюю часть стены украшал пояс из фигурных арочек — стилизованных окошек, внутри расписанных арабесками. Но золотистый отсвет излучали своды купола, под которыми расположились окна, приглашавшие лунное сияние посетить святыню михраба. Своды купола походили на восьмиконечную звезду, будто созданную из чистого золота и покрытую растительными узорами. Я стояла, запрокинув голову и впитывая эту изумительную, неземную красоту и заряжаясь ее божественной энергией. Святогор ласково коснулся моей руки и оторвал меня от созерцания, кивнув на маленького мальчика лет семи, которого он держал за руку. Увлеченная волшебной прелестью михраба, я совсем забыла, зачем я здесь.
— Надо уходить отсюда. Тебе нельзя находиться в михрабе. Пойдем скорее, — тихо произнес Святогор, и я нехотя последовала за ним.
Только теперь я обратила внимание, что у колонн и в нишах, подобных нашей, спали люди, множество людей. И мне сделалось страшно: ведь я могла разбудить кого-нибудь из них и вызвать переполох хотя бы тем, что я женщина, к тому же ни слова не знающая по-арабски.
Мы вернулись в нашу нишу, где, ничего не подозревая, крепко спал Николай. Святогор устроил поудобнее малыша, напоил его и стал расспрашивать по-арабски. Мальчик охотно отвечал, все еще немного всхлипывая, но потихоньку успокаиваясь. Святогор гладил его по черным волнистым волосам, пока малыш не заснул. Во сне он иногда вздрагивал и протяжно всхлипывал, но продолжал спать. Но нам не спалось. Я спросила Святогора, как он нашел меня.
— Я услышал, как ты встала.
— А ты никогда не спишь? Ты, может, и не человек вовсе, можешь обходиться без сна, без еды, без воды?
— Нет, я вполне обыкновенный человек, — улыбнулся он. — Но я много вынес в своей жизни и научился легко справляться с любыми трудностями.
— Что рассказал тебе малыш?
— Он пережил тяжелое горе. На его глазах осаждавшие город убили отца. И обезумевшая от отчаяния мать, бросившись
— Бедняжка!
— Он держался мужественно, пока кругом были люди, не приставал к ним и старался не плакать, а когда стало тихо и темно, страх и горе одержали верх. Тогда ты и услышала его всхлипывания. А я испугался за тебя, — и он притянул меня к себе и стал нежно и чуть касаясь целовать меня. И внезапно прильнул к моим губам так, что я задохнулась от счастья. А отдышавшись, съязвила:
— Разве это не грех — целовать меня в мечети?
— Я люблю тебя, Елена. А любовь — не грех, а дар божий, — серьезно ответил он и не дал мне ничего возразить, закрыв рот поцелуем. Сколько нежности таилось в этом человеке! Как удалось ему не огрубеть и не очерстветь душой, человеку, с детства лишенному материнской ласки и заботы, прошедшему многолетний плен, участвовавшему в жестоких битвах, не раз видевшему смерть и неправду?
— Что будет с мальчиком? — спросила я.
— Завтра попробуем найти его мать. Если не найдем, Рахим позаботится о нем.
— А если Рахим откажется взять его?
— Что значит, откажется? — удивился Святогор.
— Ну, ведь у него, наверное, есть семья. И еще один ребенок в такое тяжелое время…, — я замялась.
— В такое тяжелое время и чужой ребенок будет принят как свой! — отрезал Святогор. — Мы могли бы взять его с собой, но это опасно для малыша.
— Разве здесь в городе сейчас может быть безопаснее?
— Думаю, скорее всего, город будет захвачен сразу, и погибнут лишь его защитники и те, кто будет сопротивляться.
— Это столь же ужасно, сколь и неизбежно! — воскликнула я.
Я заметила, с какой заботой Святогор поправил ковер под мальчуганом.
— Милый малыш, — сказала я. — Хорошо бы нашлась его мать!
— Да, — вздохнул Святогор и, обняв меня, добавил:
— Давай все же попробуем ненадолго уснуть.
Глава тридцать восьмая ГОРОД-ДВОРЕЦ
Дворец величие хранит, он силы духа торжество,
Хотя и время и судьба шли в наступленье на него.
Лишь одного нельзя постичь: кто создал царственный чертог
— Трудились люди для богов иль смертных осчастливил бог.
Кто-то истово тряс меня за плечо. Я с трудом разлепила глаза.
— Аленка, очнись! — будил меня Коля. — Где Святогор?
— Не знаю, — я сонно огляделась, тряхнула мутной со сна головой и попыталась избавиться от непонятного шума в ушах. Но шум никуда не делся. И когда я окончательно проснулась, я осознала, что мечеть гудела, точно улей. — Боже мой, весь город собрался здесь в мечети! Что происходит?
— Где же Святогор? — недоумевал Николай.
— Он нас бросил, — брякнула я, предполагая эту фразу как бодрящую шутку, но прозвучала она, подобно жестокому приговору.
— И это говоришь ты? — возмутился брат.