Саня Дырочкин — человек общественный
Шрифт:
Галина Ивановна только головой покачала:
— При такой весне и на улицу-то выходить не захочется!
— А я и не выхожу, — сказала Люська. — Выбежишь на минутку, а потом час отстирывай.
— Надеюсь, другие написали иначе? — спросила Галина Ивановна.
Севка даже обе руки поднял.
— Байкин, — вызвала Галина Ивановна.
— У меня с натуры, — напомнил Севка. — Зарисовочка.
Он откашлялся, как это делал его дедушка-профессор, и начал:
— «На улице весна! Вижу старушку в зимнем пальто, старичка в меховой шапке, мальчика в курточке, девочку
Севка передохнул.
— Так можно сто километров сочинения написать, в Ленинграде миллионы жителей! — возмутилась Люська.
Галина Ивановна на этот раз согласилась:
— А ведь действительно, Сева, это у тебя не сочинение, а опись. В окно ты смотрел, верно, но ничего не увидел. Значит, для красоты человеку другое зрение требуется. — Она помолчала немного и вдруг предложила: — А не обратиться ли нам к настоящему поэту?! Не позвать ли его в гости?!
Класс тут же загудел.
— Но где взять «настоящего»?
— «Настоящий» рядом, — улыбнулась Галина Ивановна и взяла со стола небольшую книжку. Отошла к доске и стала читать.
Гонимы вешними лучами, С окрестных гор уже снега Сбежали мутными ручьями На потоплённые луга. Улыбкой ясною природа Сквозь сон встречает утро года; Синея блещут небеса. Ещё прозрачные, леса Как будто пухом зеленеют. Пчела за данью полевой Летит из кельи восковой. Долины сохнут и пестреют; Стада шумят, и соловей Уж пел в безмолвии ночей.Она замолчала. Класс сидел тихо.
А во мне словно бы продолжал звенеть ручей, вода в нём бежала быстро, завихряясь у камней, подпрыгивала, переливалась на солнце, искрилась. Целые стада рыбёшек разлетались в разные стороны от моей протянутой руки.
Я вдруг подумал; «Ну, зачем было сочинять новое, когда есть столько замечательного старого?!» Но Галина Ивановна опять прервала мои мысли, вызвав на этот раз Татку Бойцову.
— А тебе, Наташа, стихотворение понравилось? — спросила она.
— В нём столько музыки! — воскликнула Татка, и все засмеялись, потому что Татка у нас выдающийся музыкант и ей всюду чудится музыка.
Галина Ивановна даже не улыбнулась, Таткин ответ, оказывается, её вполне убедил.
— Да, — подтвердила она. — Настоящие стихи — обязательно музыка, Наташа права. А написал их Александр Сергеевич…
— Пушкин, — хором догадался класс.
Галина Ивановна подождала, когда мы успокоимся, и спросила, кто ещё хочет прочесть своё сочинение?
— У меня тоже стихи, — сказала Майка Шистикова.
Честно сказать, я её чуточку пожалел: сразу после Пушкина выступать неловко, но Майка не смущалась и тут же начала:
ВеснаСтихи понравились. А с Пушкиным даже сравнивать не стали.
Потом вызвали Татку. Её стихотворение было очень простым, и я без всякого труда его запомнил.
Дождик с крыши капает: кап-кап-кап. Голоса ребячьи: ха-ха-ха! Ноги в лужах хлюпают: хлюп-хлюп-хлюп! Воробьи чирикают: чвык-чивык!Таткины стихи были весёлыми, звонкими, понятными всем.
— Как бы назвать Наташино стихотворение? — спросила Галина Ивановна.
— Весенняя песня! — предложила Татка.
— Хорошо, — согласилась Галина Ивановна и поставила поэтам по пятёрке.
На улице мы все же поспорили, чье сочинение самое лучшее.
— Моё самое точное, — сказала Люська.
— Нет, — сразу же заспорил Севка. — Самое точное — моё, а самое лучшее — Санино.
Люська возмутилась:
— Твой Дыркин вообще ничего не написал!
— Это он на бумаге ничего не написал. А в мыслях?! — спросил Севка.
Люська приложила Севку портфелем. Мы тут же бросились догонять Люську — только разве её догонишь?!
Удалиха влетела в парадное, щёлкнула задвижкой, показала через стекло свой длинный язык.
Пришлось от неё отступиться. Тогда мы с Севкой понеслись друг за другом, размахивая портфелями.
Счёт был два — один в мою пользу. Это означало: я саданул Севку портфелем два раза, он меня — один раз.
— Мир?! — предложил Севка, слегка задыхаясь и чувствуя своё поражение.
— Мир и дружба! — согласился я.
— Кто бы стал спорить, — сказал Севка, — но только не я.
Мы пошли рядом.
Солнышко сегодня словно забыло скрыться, серебрило лучами белёную пожарную каланчу, самое старинное здание улицы. Небо казалось глубоким и пронзительно синим.
Правее за пустырём начиналась стройка. Вернее, бывшая стройка. Потому что уже месяц рядом с нашим домом за забором возвышался новый прекрасный дом с высокой торжественной аркой и огромными окнами на первом этаже. Люди посматривали на стройку и гадали, что же внизу будет: магазин или столовая?