Саня Дырочкин — человек общественный
Шрифт:
Раньше мы с Севкой не решались за загородку лезть, но теперь, когда с фасада снимали леса, очень захотелось посмотреть дом поближе.
Мы раздвинули доски в заборе.
Вдалеке, за аркой, бульдозер крутится, подгребает строительный мусор, перекидывает в порожний грузовик. Поближе к нам штабеля досок, металлические конструкции для лесов, кучи неубранного цемента.
— Полезем? — сказал Севка.
Я сомневался.
— Вечно трусишь! — упрекнул он меня. — «Туда нельзя, здесь осторожно!» — Байкин
И юркнул в дыру.
Я постоял немного, но тоже не выдержал, полез в щель вслед за Севкой.
Не успели мы закончить короткую перебежку по открытой местности, как кто-то крепко ухватил меня за рукав.
— Ку-да?!
Я застыл. Немолодой человек, лет двадцати пяти, в строительной каске хмуро глядел на нас.
— Не видите — стройка! Ударит доской, тогда поздно будет объяснять, куда можно лазить, а куда — нельзя. Наверное, уже пятиклассники, а поступаете, как маленькие!
Уточнять возраст не захотелось: к чему человека разочаровывать?! Полезли назад.
— Солидно выглядим! — гордо сказал Севка. — Меньше пятого класса не дают. Если бы я один был, то мог бы и за шестиклассника сойти, давай спорить?
Моё молчание он оценил как согласие.
— Пошли вдоль забора, Саня. Быстрее к Неве выйдем.
Вообще-то мне пора было домой возвращаться, но я возражать не стал: до реки близко, много времени не потеряем.
Красота на Неве необыкновенная! Река вскрылась, над широкой полыньёй поднимался густой пар. Солнце едва видно: от пара-тумана оно казалось не огненным, не жёлтым, а белёсым, — на такое можно хоть, целый час смотреть.
Туман колебался, словно его раскачивала невидимая рука.
— Сюда! Скорее! — кто-то кричал невдалеке, и я не сразу понял, что это зовут нас.
Но Севка уже мчался по ступенькам гранитного причала, легко спрыгнул на кромку берега, побежал по камням.
Пришлось догонять.
На берегу я увидел дядьку, он махал руками, торопил нас.
— Тонет! Помогите! — звал дядька.
Сердце у меня сжалось и перекатилось в живот. Я ещё не понимал, кто тонет, но ноги сами несли меня по грязи, по кучам лежалого снега, по камням на берегу.
Кто же тонет? На бегу я глазами искал тонущего.
Лёд на Неве был неровный, с большими трещинами, в отдельных местах льдины успели наползти друг на друга. Между этими высокими острозубыми кучами чернела вода. И тут сравнительно недалеко от берега мой взгляд внезапно наткнулся на маленький барахтающийся комочек. Я увидел намокшую жиденькую собачью бородёнку, а затем услышал жалобное повизгивание.
— Тонет! — повторял дядька. — Ребятки, как её вытащить?!
От дядьки так пахнуло вином, что я невольно отвернул голову. Наверное, собака и сиганула в полынью от такого противного
Дядька схватил меня за рукав, крикнул:
— Что медлите?! Вы вдвоём легче меня одного!
Но я и без него думал, как спасти собаку?! Шагнул на лёд и сразу почувствовал: тону! Да и какой лёд в середине марта?!
— Что же нам делать, что делать?! — волновался дядька. — Может, ты легче?! — Это он Севке сказал, будто не видел, что Байкин тяжелее меня вдвое. — У меня Фенька не простой пёс, а породистый, фокстерьер.
Севка ногу на лёд поставил и, конечно, сразу же стал погружаться.
Я даже от ужаса заорал на него:
— Да если меня лёд не выдерживает, как он тебя выдержать сможет?!
А фоксик крутится около кромки и как только лапой за льдину зацепится, так льдина под водой исчезает, опять приходится псу барахтаться.
Мои ноги будто бы к земле приросли, ничего толкового в голову не приходит.
— Стаскивайте ремни, парни, — советует дядька. — Свяжем их вместе и кинем собаке!
— У нас ремней нет, — говорит Севка.
— Как нет?! На чём же у вас брюки держатся?!
— Они не держатся, — объясняет Севка. — Они висят.
— Ремня пожалели для утопающего?! — не поверил дядька.
Пришлось пиджаки расстегнуть, показать ему брюки.
А фоксик тем временем опять к льдине подгрёб, но снова сорвался.
Дядька руками виски сжал, стонет.
Севка вдруг здорово сообразил, не зря он человек умственный!
— Нужно на стройку бежать, там досок навалом! Если доску на лёд бросить, то собака на неё заберётся, по доске до берега добежит. А если не заберётся, то мы сами к ней доползём.
Дядька воспрянул.
— Верно! — кричит. — Живо на стройку!
Понеслись мы к стройке. Пролезли в щель. Досок здесь, действительно, навалом. Схватили верхнюю. Тянем. И тут кто-то как гаркнет:
— Ра-азворо-овываете?!
Чувствую, меня за шиворот ухватили. Крепко держат. А рядом Севка хрипит.
Я повис в воздухе, очень неудобное положение.
— Дяденька, отпустите! — взмолился я. — Мы вернём!.. На реке собака тонет!.. Мы сразу вернём!..
Стало полегче в воротнике, вздохнуть смог. И Севка задышал ровнее.
Поднял я голову — батюшки! — это держит меня знакомый рабочий в каске, тот самый, что нас со стройки выгнал.
— Собака тонет? Не врёшь?!
— Честное октябрятское!
— Правильно, — неожиданно поддержал он нас. — С доской удобнее, соображаете! Лёд сейчас ненадёжный. Вы на Неве одни или со взрослыми? Вам помочь?
Неудобно мне за пьяного стало, не захотелось рабочего к нему подводить.
— Есть взрослый! Он ждёт…
— Тогда давайте до щели хоть донесу… — Оглядел он штабель, выдернул одну доску пошире и подлиннее, легко взвалил на плечо.