Сапфир и шелк
Шрифт:
— Вот оно, рождение Венеры, — восхищенно произнес Николас. Он взял Аврору на руки и отнес на кровать.
Аврора улыбнулась и раскрыла ему свои объятия.
Позже, лежа На боку, она долго смотрела на мужа, слушала его ровное дыхание. Он спал.
«Господи, да ведь я люблю его!» — вдруг подумала Аврора.
И тут же она закусила губу. Любить Николаса? Но это же беда! Нет, она его не любила, не могла любить. Он вначале скомпрометировал ее, а потом заявил, что она станет его женой. Он отказался убрать эту ужасную скульптуру… Однако он спас
И все же она не могла позволить себе влюбиться в Николаса. Он не любил ее, что бы там ни говорил Олли. Ни разу Николас не произнес этих нужных слов.
Аврора закрыла глаза. Нет, она не сделает первого шага.
Шли недели. Миссис Литтлвуд так ни разу больше и не появилась. Постепенно Аврора начинала чувствовать себя увереннее и осваивалась в роли хозяйки Силверблейда.
Она все сильнее влюблялась в своего мужа. Часто ловила себя на том, что прислушивается к звуку его шагов. Так собака ждет прихода хозяина. Глаза ее следили за каждым его движением. Когда он говорил с ней, ее сердце радостно трепетало. Когда он молчал, думая о чем-то, она любовалась им.
Каждую ночь она делила постель с Николасом и ждала, что он произнесет те нужные ей слова. Скажет о том, что любит ее. Без этих слов Аврора не чувствовала себя удовлетворенной.
Но признаться ему в том, что сама любит, Аврора не могла. Если он не разделяет ее чувств, то признание принесет лишь унижение и стыд.
Изматывающая внутренняя борьба подорвала ее здоровье. В начале ноября у нее начались ужасные головные боли. Она оставалась в постели и подолгу спала.
Аврора понимала, что с ней творится что-то ужасное. Ее бил сильный озноб, кожа горела огнем.
— Что со мной? — в страхе шептала Аврора. Она была настолько слаба, что не могла держать голову.
Николас разговаривал с ней, его голос звучал словно издалека. Она лишь чувствовала его руки, когда он гладил ее щеку или поправлял одеяло.
Николас вызвал доктора, но тот, осмотрев Аврору, ничего не обнаружил. Сказал только, что нужен покой.
Сидя у постели жены, Николас тихо стонал от отчаяния и бессилия. Три дня он не отходил от нее. Сам обтирал ей лицо, поил ее. Служанки приносили холодную воду, травяные настои.
Николас протер глаза и посмотрел в окно. Снова наступило утро. Аврора спала. Всю ночь у нее был жар. Она бормотала что-то и металась по постели.
Николас дотронулся до ее руки, спокойно лежавшей на одеяле. Рука была горячей и влажной.
И все же он прижал ее ладонь к своему лицу.
— Ты должна бороться, моя храбрая Рора.
Во время ее болезни он часто говорил с ней. Будто она могла его услышать. Он не знал, приносят ли его слова какую-нибудь пользу, поскольку она никак не давала знать, что слышит его. Но страх потерять ее давил на него с такой силой, что молчать он не мог.
— Ты должна жить, моя дорогая, — сказал он, протирая ее лицо влажной тканью. — Потому что, если ты умрешь, я не смогу жить
Николас произнес эти слова и удивился. Эта упрямая девчонка сделала с ним то, что не смогли сделать другие, красивые, искушенные женщины. Она взяла в плен его сердце и добилась его любви.
Она пошевелилась. Тело ее напряглось, рот приоткрылся. Она задышала часто, шумно, с хрипом. Он испугался и положил руку на ее лоб. Она быстро успокоилась.
Внезапно в дверь тихо постучали. Подумав, что это горничная принесла таз с чистой водой, Николас встал, чтобы открыть дверь.
Но на пороге он с удивлением увидел мать.
— Мама, ты?
— Доброе утро, Николас, — твердым голосом произнесла леди Мэри. — Решила узнать, как здоровье Авроры.
— Жар не спадает, — мрачно ответил он.
— Николас, ты выглядишь изможденным. Почему бы тебе самому не поспать немного?
Николас решительно тряхнул головой:
— Нет, мама. Я не могу ее оставить.
Леди Мэри помолчала. Затем она сказала:
— Так, значит, ты ее любишь?
— Да, мама, я люблю ее.
Леди Мэри дотронулась до руки сына и, повернувшись, молча ушла.
Николас сел на край постели и начал нежно расчесывать влажные вьющиеся волосы, убирая их с лица Авроры.
— Я люблю тебя, дорогая, — сказал он вслух, словно пробовал новые для него слова на вкус, прислушиваясь к тому, как звучит признание. — Ты слышишь меня? Я люблю тебя всем сердцем.
Подумав о том, какой будет его жизнь без нее, Николас едва не закричал от ужаса. Он никогда не увидит ее голубых глаз?! Никогда не услышит ее голоса, ее звонкого смеха?! Она не скажет ему задорно и дерзко: «Вызываю вас на дуэль, милорд!» Она не промчится мимо него на резвом своем Огоньке. И не увидит, каким стал самый слабый щенок, ее любимец. Жизнь показалась Николасу бессмысленной, пустой. Зачем нужна ему такая жизнь, если в ней не будет Авроры?..
На мгновение он, кажется, лишился рассудка. Он схватил Аврору за плечи и стал трясти, умоляя не умирать. Но, взяв себя в руки, он нежно положил ее на кровать, смущенный собственной слабостью. Он сам не представлял до сих пор, как сильно она была ему нужна.
Николас сел на стул возле кровати и сжал голову руками. Вскоре сказалась усталость: голова его упала на грудь и он задремал.
Внезапно Николас проснулся от неясных звуков. Аврора сидела в постели. Глаза ее были широко раскрыты, но смотрели сквозь него.
— Тим! — громко позвала она. Крупные капли пота выступили у нее на лбу, дыхание участилось.
Николас в мгновение ока оказался рядом с ней.
— Нет, Аврора, Тима нет. Спи.
— Надо найти Тима, — произнесла она. — Он ждет.
Не говоря более ни слова, она упала на кровать и застыла как мертвая.
Открыв глаза, Аврора увидела Николаса. Он спал, сидя на стуле.
Аврора с нежностью смотрела на мужа. Все время, пока она болела, он был рядом с ней. Это он поддерживал ее, просил не сдаваться.