Сапфир
Шрифт:
– Конечно, я хочу, чтобы вы работали у меня. Ваш редкостный талант просто необходим мне. Но с вашей ревностью, Петер, я никогда не примирюсь. Я сама себе хозяйка, и моя личная жизнь – это мое, только мое. – Она помолчала. – И я не собираюсь мириться с этой вашей ревностью.
Он удрученно опустил голову, но Бог знает, притворяется он или нет.
– Я был не прав, Регина, и прекрасно это понимаю. А случилось это потому, что я вас люблю…
– Тогда вам следует понять еще кое-что. Эта любовь никогда ни к чему не приведет.
– Да, я это знаю.
– И вы полагаете, что
Наконец он взглянул ей в глаза; к нему вернулась его обычная надменность.
– Если бы я так не думал, то сделал бы, как вы предлагаете – первым же рейсом вернулся в Англию.
– Ладно. Стало быть, договорились.
Хотя Регине очень хотелось немедленно приступить к осуществлению своего проекта, она решила сначала почувствовать дух города. Уилл посоветовал ей посетить разные ювелирные фирмы, в том числе побывать у Тиффани.
– Я увижу вас там? – спросила она.
– Вряд ли, – ответил он, улыбнувшись своей мальчишеской улыбкой, – я редко бываю в магазине, а сейчас должен написать отчет о поездке за границу, и это займет у меня несколько дней. Но по вечерам я буду свободен и надеюсь, что мы будем проводить их вместе. Таким образом, я смогу показать вам хотя бы ночной Нью-Йорк.
– Спасибо. С удовольствием.
В течение следующей недели Регина знакомилась с Нью-Йорком. По утрам она осматривала город одна, посещала музеи и художественные галереи, бродила по Центральному парку, который ей очень понравился. Однако она не ограничилась в своих путешествиях лучшими районами города; она прошлась и по Нижнему Ист-Сайду, заселенному в основном иммигрантами, места были очень похожими по колориту на те, которые она видела на нижней палубе парохода. Ей казалось, что она попала в другой город, в другой мир. Транспорт с трудом пробирался по здешним улицам, поскольку толпы выплескивались с тротуаров на мостовую, забитую тележками разносчиков и разнообразными повозками. Вокруг звучала разноязыкая речь, а если и удавалось услышать английское слово, то и оно было малопонятно.
Уилл видел, что Регине интересно знакомиться с городом; он советовал ей только остерегаться некоторых районов, таких, например, как территория у надземки, проходящей вдоль Шестой авеню, улицы тянущейся на целый квартал от шикарной Мэдисон-сквер. Но Регина, которая редко слушалась добрых советов, прошла-таки по Шестой авеню и под надземкой, где обитало скопище голодных, зачастую весьма опасных людей. Ей живо вспомнились лондонские доки, только там такие опустившиеся типы хотя бы занимались какой-то полезной деятельностью, здесь же бродяги были угрюмыми бездельниками. Они провожали Регину алчными взглядами, но она все же выбралась оттуда целой и невредимой.
Вечера же принадлежали Уиллу Лоугену. Каждый вечер он заезжал за ней в наемном экипаже и вез в театр. Однажды они смотрели «Капитана Джинса» со звездой Этель Бэрримор. В другой раз слушали в «Метрополитен-опера» Энрико Карузо, нового певца, о котором говорил весь город. Они побывали в театре, в котором шли водевили, ставшие последним криком моды. Уилл рассказал ей, что в Соединенных Штатах существует более тысячи водевильных театров
Уилл сводил ее и в синематический театр, где они, сидя в темноте, смотрели движущиеся картинки. Регина была поражена этим зрелищем. Она не могла взять в толк, каким образом получаются такие чудеса.
Все эти развлечения были по-своему хороши, но более всего Регине нравилось бывать там, где собирается богатая публика. Уилл сводил ее в «Дельмонико», где они пили шампанское и обедали. Регина смотрела, широко раскрыв глаза, как в ресторан вплывают гранд-дамы в длинных платьях и сверкающих драгоценностях; дивилась роскошным джентльменам, облаченным в вечерние костюмы с бриллиантовыми запонками и с огромными бриллиантами в кольцах.
Наклонившись к ней через стол, Уилл сказал, блестя глазами:
– Регина, у вас такой вид, будто вы умерли и вознеслись на небеса.
Молодая женщина рассмеялась.
– Наверное, так оно и есть. Но вообще-то я пытаюсь подсчитать общую стоимость драгоценных камней, имеющихся в этом помещении.
– Так я и полагал. И это одна из причин, по которой я вас привел сюда. Но подождите до завтра. Завтра я уезжаю, но сначала я поведу вас в одно такое место, где вы увидите чудо-камни, эти им просто в подметки не годятся.
– Это куда же? – взволнованно спросила Регина.
– Не скажу, – он сделал жест, как бы отметающий ее вопрос, – это сюрприз.
– Но, Уилл, это, наверное, очень дорого. И вы целую неделю тратите на меня деньги. Мне кажется, что я незаслуженно пользуюсь вашей щедростью.
– Позвольте мне самому решать это, Регина. За годы, что я работал у Тиффани, я зарабатывал хорошие деньги, и тратить их, честно говоря, мне не на кого, кроме как на самого себя.
– У вас никого нет?
– Близких – никого. Я был единственным ребенком в семье. Мой отец умер, когда мне исполнилось десять лет, а через два года я потерял и мать.
– Значит, у нас еще и это общее. – Она протянула через стол свою руку и коснулась его руки. – Я тоже сирота. – И она рассказала Уиллу историю о том, как Аделаида нашла ее в переулке.
– Судя по всему, ваша приемная мать – человек удивительный и добрый.
– Да, это так, я очень любила ее. И до сих пор по ней скучаю.
– Она хорошо вас воспитала – независимой и самостоятельной. – Он бросил взгляд на ее десертную тарелку. – Я вижу, вы покончили с едой. Я попрошу счет, и мы пойдем.
На следующий вечер Уилл повел ее в отель «Уолдорф-Астория» – на чай.
– Это и есть ваш сюрприз? – спросила Регина, когда они шли по Аллее павлинов – коридору длиной почти в целый квартал.
Уилл кивнул.
– Я думаю, это произведет на вас сильное впечатление. Как вы, вероятно, знаете, это самый лучший из новых отелей в Нью-Йорке. Он очень популярен у элитарной публики во всем мире. Тысяча современнейших шикарных номеров и, уж не знаю сколько, отличных ресторанов, множество двориков и, конечно, знаменитая Аллея павлинов, которая проходит через оба здания.