Сапфировая королева
Шрифт:
Дашенька уже ходила по комнате. Она слегка прихрамывала и потому опиралась на руку здоровенного дылды с золотыми кудрями и с невероятно глупой (по мнению Стремглавова) рожей. В глубине комнаты маячил лакей Митя.
Если бы Вася был наблюдателен, как, допустим, ростовщик Груздь, он бы не преминул заметить, что хромала Дашенька вовсе не на ту ногу, которую будто бы ушибла. Но Вася не обращал внимания на такие мелочи. К тому же он был ослеплен любовью и отчасти ревностью – ему не нравилось присутствие лакея, с которым
– Ой, – воскликнула горничная, завидев Стремглавова, – каким вы нынче франтом!
И заиграла ресницами. А Васе захотелось умереть, причем немедленно.
– Я иду на ужин в честь вашей хозяйки, – важно сказал репортер.
– Ох уж мне эти ужины… – вздохнула Дашенька. – Душно, тесно, потом хозяйка приходит недовольная и говорит, что на завтра ей нужно новое платье, потому что трен сегодняшнего оттоптали провинциальные медведи. И мне приходится в два часа ночи готовить ей новый наряд.
Девушка надула губы и обхватила крепкую руку репортера двумя руками, отчего Херувиму тотчас же расхотелось умирать.
– Вы, Дашенька, – объявил Стремглавов, – ничего не понимаете. На ужине будут первые лица города, господин Красовский произнесет торжественную речь, и вообще… Вашей хозяйке не на что жаловаться!
– Ага, – вздохнул Митя, – господа гуляют, а слуги потом за них отдуваются.
В дверь постучали, и Дашенька сделала Мите знак открыть, а сама села в кресло. Вошел Половников, поздоровался с горничной и серьезно спросил, не собирается ли она куда, потому что ему по должности положено ее сопровождать.
Дашенька заверила следователя, что не намеревается никуда выходить, потому что и по комнате-то передвигается с трудом, и тот удалился. А на прощание даже поклонился горничной, словно та была госпожой.
– Какой странный человек, – заметила Дашенька, когда Половников скрылся за дверью. – Иногда мне кажется, что он ко мне неравнодушен.
Вася попытался представить себе Дашеньку и Половникова вместе и ощутил кромешный ужас. Судя по лицу Мити, тот тоже испытывал некоторое затруднение.
– Ах, Дашенька, Дашенька! – рассмеялся репортер. – Вертихвостка вы, право!
– Вам уже пора идти, по-моему, – вмешался Вася. – Смотрите не потеряйте приглашение, а то вас не пустят.
– Еще бы я его потерял! – возмутился Стремглавов и в доказательство предъявил пригласительный билет, надежно упрятанный в карман сюртука.
Тут в номер заглянул гостиничный лакей и сердито спросил Митю, какого черта он тут торчит, потому что работы невпроворот. С явной неохотой Митя удалился. Репортер тоже ушел, предвкушая трюфельно-устричный вечер, и Вася с Дашенькой остались одни.
Собственно говоря, именно этого Васе и хотелось больше всего, но, осознав, что его мечта наконец исполнилась, он вдруг ощутил ужасную робость. Дашенька с
– Вы уже три раза меня об этом спрашивали, Иван-царевич, – весело ответила симулянтка. – Ладно, повторяю: могло быть куда хуже, если бы вы меня не донесли.
Вася покраснел, побледнел, покраснел вторично и воскликнул, что он готов носить Дашеньку на руках хоть всю жизнь.
– Вы, мужчины, всегда так говорите! – объявила Дашенька и сделала разочарованное лицо. – Ладно, Иван-царевич, что-то я устала, а госпожа еще может меня вызвать после бала. Ступайте-ка к себе в дворницкую.
Вася попробовал было воспротивиться, но Дашенька привела тысячу доводов против того, чтобы он оставался, и Херувиму пришлось смириться. Выйдя из гостиницы, он достал из кармана конверт с приглашением, который успел свистнуть у ненавистного соперника, и порвал приглашение в мелкие клочья.
Что же до Дашеньки, то девушка закрыла дверь на ключ и, убедившись, что за ней никто не следит, скрылась в спальне.
Примерно через четверть часа из номера горничной вышла немолодая женщина в темном платке, которая в талии была раза в два толще Дашеньки. Женщина покинула гостиницу через черный ход, и ее шаги затерялись среди городских улиц.
Известно, впрочем, что ближе ко времени торжественного ужина все та же женщина в темном платке оказалась на площади, возле памятника герцогу. Женщина поглядела на новую мостовую, на освещенные окна особняка Красовского, и губы ее тронула загадочная улыбка.
Сам же вице-губернатор Красовский как раз в эти мгновения беседовал в особняке с губернатором, который явился лично проинспектировать качество подаваемых на стол вин. Впрочем, на самом деле цель у него была несколько иная.
– Значит, устроили облаву в ночлежках? Хе-хе! – проскрипел губернатор. Его правый глаз сверкал сквозь монокль, как драгоценный камень.
– И взяли множество всякого народа, – заметил Красовский.
– А веселые дома? – хихикнул губернатор.
– Некоторые были закрыты, но кое-куда посетители явились по привычке, – объяснил Красовский. – И, узнав, что заведения не работают, стали… м-м… протестовать.
– Говорят, полиция арестовала даже двух статских советников, – уронил губернатор. Глаз его сверкал теперь, как бесценная звезда.
– Трех, – поправил Красовский. – И одного тайного.
– Ах, что творится! – скорбным тоном промолвил губернатор, качая седой головой. – Что творится!
Странным образом, однако, на его лице было написано неподдельное удовольствие и даже, можно сказать, злорадство.
– Кажется, статский советник Лакомый тоже попался? – невинно осведомился он далее.