Сапфировый перстень
Шрифт:
— Эй, хозяин! — крикнул он Абулетесу. — Убери-ка эту вонючую падаль отсюда, а нам с Нинусом подай еще кувшин вина! Кстати, — вспомнил киммериец, повернувшись к предводителю шайки, — не забудь завтра принести сюда мою долю — иначе, клянусь Белом, я накормлю тебя твоими собственными потрохами!
Варвар вернулся за стол и налил себе и Нину-су по кружке вина.
— Неплохо, как ты думаешь, прополоскать горло после такой приятной беседы?
— Клянусь Владыкой Света, ты совершенно прав, — серьезно ответил Нинус.
На следующий день варвар решил, что, пожалуй, самое время наведаться к Ши Шеламу. С бурдючком хорошего вина он отправился в Пустыньку. Пройдя знакомыми пыльными проулками, он без труда нашел лачугу своего приятеля, однако дома того не оказалось. «Наверное, ушел по делам, — решил киммериец. — Хотя вроде бы рано еще, солнце стоит низко. Ну да ладно, мне не к спеху, могу и подождать». Конан заглянул в лачугу Шелама, взял со стола глиняную кружку и, расположившись на бугорке в глубине дворика, стал дожидаться хозяина, время от времени подкрепляясь хорошим глотком вина.
Солнце поднялось уже довольно высоко, когда за изгородью послышались шаги и во дворик, весело насвистывая, вошел Ловкач.
При виде Конана он издал радостный вопль и бросился к киммерийцу с распростертыми объятиями:
— Я уже не думал, что придется встретиться! Тут у нас всякое болтали…
— Этому вислоухому бурдюку не удалось отправить меня на Серые Равнины, — засмеялся варвар, похлопывая Шелама по плечу. — Но что было, то уже прошло, — продолжал он, — теперь у меня новые дела. Вот посмотри, — протянул он Ловкачу небольшой сверток.
Они прошли в лачугу Ши Шелама, хозяин расстелил на столе кусок материи, и Конан вытряхнул из кожаного мешочка кучку заигравших в солнечных лучах камешков — часть того, что они вчера с Нинусом добыли в доме почтенного Ахунда.
— Ого! Неплохо поработали, — похвалил его Ловкач и, склонившись над самоцветами, начал внимательно их рассматривать.
— Придется реализовать их в Офире, — наконец заключил он. — Камни очень хорошие, но здесь, я думаю, продавать их опасно. Поэтому сделаем так: отнесу их одному человеку, возьму за них хорошую цену, а он пусть сам переправит их в Офир. Подожди меня, я обернусь быстро.
Конан вновь пристроился в тени под оградой и предался размышлениям о Синем Сапфире, который никак не давал ему покоя.
«Копыта Нергала, — выругал он себя, — что же я Шелама-то не спросил? Он наверняка что-нибудь знает…»
Ловкач вернулся действительно очень скоро, а может быть, Конану так показалось за раздумьями, по-прежнему обильно сдабриваемыми вином из бурдючка.
— Старый скряга, — выругался Шелам, — вечно приходится с ним торговаться за каждую мелочь, все норовит посчитать в свою пользу. На, держи.
Ши Шелам бросил Конану увесистый мешочек, который варвар поймал с ловкостью факира.
— Неплохо, — взвесив монеты в руке, удовлетворенно протянул киммериец, — хватит выпить и закусить. А кстати, как поживает мой меч?
Лицо Шелама приняло такое ошеломленное
— Твой меч? — переспросил Ловкач, почесывая бровь. — Твой меч?..
— Ну да, мой меч! — теряя терпение, рыкнул Конан. — Ты что, его отдал кому-нибудь?
— Я ду… думал, что ты никогда не вернешься уже… — запинаясь, начал Ши Шелам и осекся, взглянув на киммерийца.
— Уже… уже… — передразнил его варвар, — я уже вернулся. Где мой меч?
— Я его продал, — решился наконец Ловкач.
— Продал? Мой меч? — Конан не верил своим ушам. — Ты что, рехнулся, обглодыш? Или у вас здесь все такие?!
Варвара обуяла дикая ярость. Он готов был разорвать Шелама в клочья.
— Нет, ты спятил, определенно спятил! — Киммериец крепко сцепил руки, чтобы ненароком не зашибить Ловкача. — Продать мой клинок! Ну и местечко этот Шадизар! Определенно Город Негодяев!
Он взглянул на Ловкача, не зная, как поступить. Ярость постепенно проходила. К тому же на физиономии заморийца было написано такое искреннее раскаяние в содеянном, что Конан махнул рукой:
— Что с тобой сделаешь!
Он сел, обхватив голову руками. Ловкач молчал.
«Собственно говоря, — подумал варвар, — он же действительно не мог знать, что я выжил… Сколько ему было ждать моего возвращения? Год? Всю жизнь?.. Да и пес с ним, с этим мечом… Не оружие красит воина, а совсем наоборот. И с простыми мечами у меня, бывало, получалось не так уж плохо. Да и старик тот, вендийский, советовал от него избавиться».
Он поднял глаза на Шелама. Тот стоял в напряженной позе с поникшей головой.
— Прости меня! — великодушно сказал киммериец. — Цену хоть хорошую взял?
— Хорошую… — как эхо повторил Ловкач. Он осмелился посмотреть варвару в глаза и, видя, что его проступок вроде бы забыт, добавил уже окрепшим голосом:
— Очень хорошую цену дали, очень! Знаешь мне показалось, что этот меч искали, потому что человек, который купил его, назвал имя своего хозяина — Чиндара Хон.
«Великие боги! А я еще так наорал на него… — , Теперь раскаяние охватило уже киммерийца. Да ведь пройдоха Шелам, сам того не ведая, оказал мне услугу, которую и оценить-то невозможно! Что говорил старик? Он велел передать это Спящее Зло тому, кто назовет его имя. Как я мог не помнить об этом?! Хвала Солнцеликому Митре, все случилось как нельзя лучше…»
— Ладно, забудем, как будто ничего и не было. Хорошо хоть, что не продешевил. А такую удачную сделку неплохо бы и обмыть. Сейчас вот допьем, что я принес, а потом сбегай принеси еще — сегодня мы можем позволить себе раскошелиться. — Он, побренчав в принесенном Ловкачом мешочке золотыми монетами, бросил ему несколько штук и перевел разговор на другую тему: — А что у вас слышно нового?
— Да так, ничего особенного, если только не считать того, что у почтеннейшего Калоя… ты, конечно, помнишь его, — ухмыльнулся Ловкач, — так вот, у него караван пропал.