Сапфировый перстень
Шрифт:
— Довольно, ты и так лишил меня троих самых сильных рабов! Остановись!
Киммериец поднял голову. На балконе рядом с уже знакомым ему лысым стоял человек с черной бородой, одетый в роскошное платье. Его толстую шею трижды обвивала массивная золотая цепь.
«Хозяин дворца», — сообразил Конан.
Еще не остывший от схватки, весь в крови, сочившейся из полученных ран, киммериец выпрямился и прямо посмотрел в глаза говорившему. Если бы взгляд убивал, то вряд ли чернобородый протянул более мгновения. Но, увы, пока
— Вижу, что меня не обманули — вряд ли найдется во всей Заморе воин, равный тебе, киммериец, — похвалил варвара чернобородый. — Пусть его приведут в порядок, а потом веди ко мне, — приказал он своему лысому управляющему и удалился.
В купальне десяток молоденьких служанок закрутился вокруг Конана, словно рой пчел. Его вымыли в душистой воде, смазали раны и ссадины бальзамом, одели в новую одежду, потому что его платье после такой схватки превратилось в лохмотья.
Конан с удовольствием нежился в ласковых руках служанок. В этом цветнике он чувствовал себя просто великолепно, его руки не знали покоя, так что визг и смех девушек разносился чуть ли не по всему дворцу.
«Вот здесь бы и остаться», — подумал он, но тут появился лысый, придирчиво взглянул на новое обличье варвара и жестом пригласил следовать за собой.
В зале, куда он попал, киммерийца ожидали мягкие подушки, столик, уставленный яствами, по сравнению с которыми еда в таверне Абулетеса годилась разве что собакам.
«По-моему, самое время подкрепиться», — решил Конан, наливая себе для начала чашу вина. Одним глотком осушив ее, он наполнил вторую и выпил ее уже медленно, наслаждаясь великолепным напитком. Такого вина он не пил давно, а может быть, и вообще никогда.
— Вижу, что ты освоился и не держишь на меня зла, — услышал он голос чернобородого, который вошел в сопровождении человека, несущего в руках свиток. Он развернул его по знаку чернобородого и, помогая себе скрюченным пальцем, принялся читать содержимое скрипучим, как несмазанные петли, голосом:
— Варвар из Киммерии, по имени Конан, в первый день пребывания в городе убил пять стражников городской охраны, разгромил заведение почтеннейшего Фаруха, поломано…
— Это пропусти, — махнул рукой чернобородый.
— В шайке Фархида участвовал в ограблении почтеннейшего Гиндоруса. Украдено штук шелка…
— Это тоже пропусти.
— Вместе с вором по имени Нинус участвовал в ограблении почтеннейшего Ахунда. Убиты семь охранников. Украдено алмазов…
— Хватит. Можешь идти.
Пятясь к выходу и кланяясь на каждом шагу, старикашка убрался восвояси.
— Видишь, киммериец, десятой доли этих дел хватит, чтобы твоя голова украшала самый высокий кол на главной площади. — Чернобородый налил себе вина и, медленно прихлебывая из чаши, выжидательно смотрел на Конана.
Варвар молча оторвал ножку фазана, обмакнул ее в соус и стал меланхолично обгладывать,
— Но я позвал тебя не за этим, — продолжал хозяин.
— Ты хотел, чтобы я помог тебе избавиться от самых тупых рабов? — перебил его варвар. Не в его привычках было лебезить и склоняться перед сильными мира сего, да простят его боги. Конан всегда вел себя как равный с равным, кто бы это ни был.
Такая дерзость, будь на месте варвара кто-нибудь другой, могла стоить ему головы, но сейчас чернобородый только рассмеялся.
— Должен же я был убедиться, что мои шпионы меня не обманывают? — ответил он, усмехаясь. — Ты мне нужен для более важных и сложных дел.
«Да, слежка у них тут поставлена неплохо, — подумал про себя Конан. — Не знал я, что считаюсь в этом Шадизаре такой важной птицей. Надо же, только две луны прошло, как я здесь, а эта гиена знает про меня почти все».
— А если бы эти черные ублюдки убили меня? — спросил варвар.
— На все воля Солнцеликого Митры, — серьезно ответил ему хозяин, — значит, пришлось бы искать другого. Вот попробуй лучше рыбу, запеченную с листьями бамбука. Очень вкусно — по кхитайскому рецепту.
— Ты, верно, еще не понял, к кому попал, — помолчав немного, продолжал собеседник. — Я советник нашего повелителя, да продлятся дни его в благоденствии и сладости.
Конан мало чему удивлялся в последнее время, но эта новость даже его несколько озадачила.
«Да, для того чтобы сохранить на плечах голову, придется попотеть», — мигом смекнул он, а вслух сказал:
— Прости, почтеннейший, если своими необдуманными речами- или действиями я нарушил порядок и обычаи, принятые в твоем доме.
— Пустяки, — усмехнулся чернобородый, — что взять с варвара. Лучше раскрой уши и внимай тщательно, от этого зависит многое, и твоя жизнь тоже.
Конан налил себе новую чашу вина и приготовился слушать.
— Советником быть неплохо, — начал чернобородый, — пока к тебе благоволит повелитель, да продлятся его дни в почестях и сытости. Если же милости его начинают простираться на других больше, чем на меня, то самое лучшее, что меня ждет, — это с глаз долой подальше, а худшее — голова моя может оказаться на главной площади… насаженной на кол, разумеется. Вместо твоей, которой там самое место, — добавил он.
Конан не был по натуре человеком мрачным и ценил удачное слово, но шутки советника уже начали его раздражать. Что ж, Нергал сам выбирает себе любимчиков.
— Так вот, — продолжал хозяин, — у повелителя, да продлятся его дни среди красавиц и в силе, появился в последнее время еще один приближенный. Так себе человечишка, ничтожный лекарь. Разве может правитель любить лекаришку больше, чем своих советников, подарить ему перстень со своей руки? — спросил сам себя чернобородый. И сам ответил: — Нет, не может.