Сарацинский клинок

Йерби Фрэнк

Харун стоял, разглядывая его. И тут Пьетро заметил на правой щеке Харуна четыре царапины, несомненно нанесенные ногтями Зенобии.

Он откинул голову и расхохотался.

– И за эти мелкие царапины, о, сын шейха, – сказал он, – ты так мстишь? Или это твоя раненая гордость требует такой расправы?

– Возможно, – ровным голосом отозвался Харун, – раз тебя, франкская собака, это так развлекает, ты не против того, чтобы занять ее место?

Пьетро не стал отвечать ему. Потом он увидел, что Зенобия подняла голову и смотрит на него. И в ее глазах мелькнуло нечто вроде удивления.

– Если я соглашусь, –

спокойно спросил Пьетро, – господин пощадит ее?

– Да, – ответил Харун.

– Поклянись, – сказал Пьетро. – Девяносто девятью именами Бога!

– Клянусь, – рассмеялся Харун, – и тем сотым именем, которое знает один только верблюд!

– Хорошо, – отозвался Пьетро.

– Дай мне женщину, – сказал Харун. – Я буду держать ее.

– Нет, – неожиданно ворвалась в разговор Зенобия. – Не надо ради меня, господин. Этот бич для меня ничто. Я могу это вынести. Я не могу позволить, чтобы ты…

– Молчать! – заревел Харун. – Начинай порку, Юсуф!

Двое рабов бросили Пьетро на землю и прижали его. Юсуф протянул огромную руку и разорвал шелковую рубашку Пьетро до пояса.

Это оказалось очень больно. Уже после первого удара Пьетро вынужден был сжать зубы, чтобы не застонать. После третьего удара он понял, что и это не поможет. Но держался. Четвертый удар. Пятый. Откуда-то издалека до него донесся крик Зенобии.

– Собаки! – кричала она. – Смотрите, что значит быть франком и мужчиной! Смотрите, что такое доброта и мужество! Ах вы, подонки, мерзавцы!

– Почему шум? – раздался голос шейха аль Муктафи.

Пьетро, преодолевая боль, повернул голову. Абу-Бекр Ахмад аль Муктафи стоял, глядя на своего сына, высокий и стройный, как копье пророка.

– Я расскажу тебе, о, повелитель! – завопила Зенобия. – Посмотри на лицо твоего сына… ты видишь следы моих ногтей, когда этот предатель-щенок пытался завладеть тем, что принадлежит тебе! А что касается этого франка, то он виноват только в том, что пытался спасти меня от избиения бичом. Он согласился пострадать за меня!

– Это правда, Харун? – спросил аль Муктафи и наклонился. – Ай-я-яй! Я вижу, что так оно и есть. Отпустите франка.

Рабы освободили Пьетро. Он поднялся на ноги и стоял так, пока пальмы не прекратили свой медленный танец перед его глазами.

– Что ты делала за пределами женской половины, Зенобия? – спросил шейх.

– Он… он приказал им привести меня к нему, – ответила Зенобия. – Я вырвалась от него и убежала. А здесь они схватили меня…

Аль Муктафи обернулся к своему сыну.

– Отправляйся ко мне, – холодно сказал он, – я сейчас займусь тобой.

Харун не двигался.

– Иди! – взорвался аль Муктафи.

Харун ушел.

– А вы, ночные собаки, – обратился шейх к евнухам, – знайте, что хозяин здесь я. На этот раз я не буду наказывать вас, потому что знаю, вы боялись не подчиниться ему. А теперь отведите женщину и позовите моего врача.

Врач действительно был нужен. Даже всего после пяти ударов спина Пьетро была в ужасном состоянии.

Шейх распорядился принести вино и сладости.

– Я доволен тобой, Пьетро, – сказал шейх. – После года твоей службы у меня ты наполовину уменьшил мои расходы. Поэтому, а также из-за постигшей тебя беды, я хочу наградить тебя. Во-первых, я назначаю тебя на более высокую должность.

Отныне ты будешь водить мои караваны на восток и получать одну сотую стоимости того, что ты привезешь обратно.

– Благодарю тебя, мой господин, – отозвался Пьетро.

Он почти физически ощущал взгляд серо-карих глаз Зенобии. Он быстро глянул на нее. Вот как, подумал он, эти соколиные глаза могут и смягчаться. Быть может, в ней есть не только дикость и ярость. Интересно…

– А поскольку ты пострадал из-за этой женщины, – улыбнулся шейх, – я отдаю ее тебе. Бери ее, Пьетро, она твоя.

Пьетро молча смотрел на нее не в силах вымолвить ни слова.

– Но, господин, – наконец проговорил он, – она твоя жена! Я знаю, ты взял ее в жены на улице, повинуясь порыву, но это произошло на глазах калифа и в присутствии свидетелей. Такой союз законен…

– Я развелся с ней, Пьетро, – сказал Муктафи, – из-за ее бесплодия. Кроме того, мне не нравится ее дикий нрав. Может, ты сумеешь смягчить ее.

Пьетро посмотрел на девушку. Он помнил тот день на базаре. В его воображении вспыхнула во всех деталях картина ее обнаженного белого тела, ослепительного в ярком свете египетского солнца. Он хорошо это помнил. Он был одинок, и уже более года ни одна женская рука не прикасалась к нему. А он был сицилийцем, и в его жилах кипела горячая кровь.

Но в следующее мгновение он вспомнил Ио на базарной площади в Иеси. Слезы на ее глазах. Он подумал об Элайн – в нем текла сицилийская кровь, согретая солнцем Палермо, но он обладал и острым ощущением добра и зла, исконным итальянским стремлением к умерщвлению плоти. Аскет и распутник вечно сражались между собой в его гибком теле. Обезьяна и ангел.

Зенобия была прекрасна. Она была более чем прекрасна. В ней чувствовался странный огонь, и у него возникло ощущение, что если он дотронется до ее тела, то это прикосновение сожжет его. В ней не было судорожного телесного голода, двигавшего такими женщинами, как Иветта, как – приходилось признать – Элайн. Зенобия, подумал он, женщина с головы до ног, и эта медлительная чувственность в ней совершенно естественна, чиста и прекрасна… Мужчина, которого она полюбит, погибнет из-за нее, но, умирая, он будет благословлять Бога за то, что жил. Но я не могу. Элайн никогда не узнает, никто не узнает, но я не могу, потому что это не может стать преходящим, чем-то случайным, наслаждением, которое можно купить у уличной девки на час или на ночь. Я здесь в рабстве, но ум мой и мое сердце свободны. Если же я буду обладать ею, я действительно стану рабом и никогда не избавлюсь от телесного голода. Мною будет управлять похоть, пока все, что Бог вложил в меня, мое достоинство и ощущение правоты, не умрут во мне малыми жертвами, принесенными на алтарь потребностей моего тела.

– Ну, что? – спросил шейх Ахмад.

– Пожалуйста, господин, – прошептал Пьетро. – Я человек не вашей веры. Нам запрещено иметь не одну жену или даже содержанку. Я от всего сердца благодарю тебя, ибо она так прекрасна, но…

Серо-карие глаза Зенобии расширились. В них что-то мелькнуло. Нечто похожее на боль.

– Я не стану давить на тебя, – сказал аль Муктафи. – Возможно, есть какая-нибудь другая женщина, которую ты предпочитаешь?

– Нет, – тихо ответил Пьетро. – Нет другой женщины.