Сарафанное радио и другие рассказы от первого лица
Шрифт:
Все время я отвлекаюсь. Иначе не получается, ведь жизнь не анкета, не тест, а роман и даже анекдот.
Чтобы с хокку покончить, которые нас до танку довели (пятистрочный предшественник хокку, маленькая и изящная поэма, насыщенная глубоким смыслом), упомяну мне посвященное:
На мокрой ветке
Птица сидит одиноко,
А ты видишь только дождь.
Мы на всех примеряли — никому не подошло, хоть и выглядит универсально. Обидно, право.
Но
Мы пылко поблагодарили, но больших надежд не питали. Стасик, конечно, гений, но не до такой степени!
Розыгрыш лотереи состоялся в конце марта, в горячее время квартального отчета. Как всегда после зарплаты нарисовался сутяга, зануда и вообще мерзкий тип Адам Амуров. Ему постоянно кажется, что мы его обокрали, обсчитали, взяли лишние налоги. Словом, недоплатили. Расчет зарплаты — моя сфера обязанностей. Амуров — автор постоянной рубрики «Наука любви» в журнале для подростков. Та часть нашего коллектива, которая имеет детей старшеклассников, Амурова ненавидит, потому что ни в какой подворотне не услышишь того, о чем поведает Амуров. У меня с ним личные счеты.
Творческая лаборатория Амурова оригинальностью не отличается: он сам сочиняет письма в газету и сам же на них отвечает. Однажды «к нему пришло письмо» от девушки Лены, которая работает в бухгалтерии, хороша собой и страдает, потому что в свои двадцать лет еще не познала радости плотской любви. В ответе Амуров лихо разобрал так называемый комплекс девственности и дал советы, за которые его бы следовало побить отцам взрослых дочерей. В редакциях почему-то дружно решили, что я и есть та самая мученица-девственница с комплексом. Журналистки хихикали за моей спиной, а журналисты-совратители двинули на меня широким фронтом. По электронной почте они слали мне письма, смысл которых сводился к утверждению: тебе со мной понравится! Пока писали безусые практиканты, я усмехалась, когда подключились разведенные и женатые бабники, мне стало не до смеха, а получив недвусмысленное послание от начальника экспедиции толстопузого шестидесятилетнего коротышки, я разревелась.
Стасик, выяснив, что я рыдаю не по покойнику и оплакиваю собственную жизнь, а не судьбу героини очередного женского романа, в два счета решил проблему. Он разослал всем моим «корреспондентам» послания одинакового содержания, в котором говорилось, что я благодарна за внимание и готова рассмотреть предложение, как только получу из кожнове-нерического диспансера результаты анализов. Поклонники присмирели.
Короче, Адам Амуров (настоящая фамилия Криворылов очень ему подходящая) потребовал пересчитать выплаты. Я мысленно натянула на лицо железную маску и застучала по калькулятору, объясняя Амурову-Криворылову каждое арифметическое действие. Мы с ним не сошлись на восьмидесяти трех копейках. Амуров принялся вопить и обвинять меня в непрофессионализме. Железная маска дала трещину, я достала из кошелька металлический рубль и положила перед ним:
— Возьмите!
— Дело не в копейках, а в принципе! — разорялся великий журналист. — Вы меня оскорбляете! Вы меня унижаете!
Маска
— Оскорбляю? Помилуйте! Вот если бы я распространяла слухи, что вы страдаете органической эректильной дисфункций, от которой безуспешно лечились всеми возможными методами, вплоть до протезирования, тогда конечно. Но вы ведь не страдаете? Все люди врут?
Амуров онемел от возмущения. Правда, ненадолго.
Замечу в скобках, что у меня бабушка медицинский работник, с пеленок читала мне справочник фельдшера — мечтала, чтобы внучка врачом стала. А когда я подросла, бабуля мне книги по сексопатологии подсовывала — боялась, как бы с извращенцем не связалась. Вот я этих мудреных терминов и нахваталась.
— Чем-чем он страдает? — послышались вопросы моих коллег.
Она! — вскочил на ноги Амуров и ткнул в меня пальцем. — Эта вертихвостка меня импотентом обозвала! Девушки прыснули.
— Я этого так не оставлю! — кричал Амуров-Криворылов. — Буду жаловаться вашему руководству! Где главный бухгалтер?
Он побежал кляузничать к Дим Димычу, а я — к Стасику просить о защите. Выслушав меня, Стасик заметил:
— Этого певца «Камасутры» давно следует проучить.
Повернулся в компьютеру и что-то отстучал на клавиатуре. Когда из принтера выполз листок, Стасик взял его, поднялся из-за стола:
— Пошли к Дим Димычу. Потупь глаза, изображай раскаяние.
В кабинете главбуха разыгралась уморительная сцена. Мы застали конец гневного монолога Адамова. У Дим Димыча лицо было, как при зубной боли.
— Господин Криворылов! — заговорил Стасик. — Позвольте вас уверить, что за свой проступок Елена Васильевна будет наказана самым строгим образом! Ей будет объявлен выговор! Строгий выговор! Примите наши соболезнования! А Елена Васильевна сейчас перед вами извинится. Не так ли? — он строго посмотрел на меня и незаметно подмигнул.
— Простите, пожалуйста! — пропищала я голосом маленькой девочки. — Я больше не буду!
Амуров еще немного попыхтел и ушел. Стасик положил перед Дим Димычем листок:
— Подпишите!
— Что это?
— Приказ о выговоре.
Дим Димыч вчитался и заерзал на стуле:
— А не слишком это? Мужская солидарность…
— Вы хотите быть солидарным с мерзавцем Амуровым или со своими сотрудницами, которых он ославляет почем зря? — перебил Стасик.
Дим Димыч поставил подпись.
Я ничего не понимала, пока Стасик не протянул мне бумагу:
— Шлепни печать и повесь на доску для приказов!
О! Это была бомба. В приказе мне объявлялся строгий выговор, только послушайте: «…за неэтичное поведение и разглашение врачебной тайны интимного характера, касающейся состояния здоровья Криворылова Александра Петровича»! Теперь только ленивый не заинтересуется «тайной» Криворылова.
Легкие угрызения совести: все-таки нехорошо бить человека ниже пояса — я подавила, напомнив себе, что идея осмеять мужские достоинства журналиста принадлежала Стасику. А меня хорошо было выставлять перед всем честным народом комплексующей девственницей?
Вернулась в общую комнату, меня встретили с ликованием. «Пляши! Беги за шампанским! И тортом! Вот счастье привалило!» — коллеги вскочили с мест и бурно меня приветствовали.
— Еще рано в литавры бить, — выразила я сомнение. — Неизвестно, как Амуров отреагирует.