Саркофаг
Шрифт:
– Понятно, – кивнул Николай Николаевич. – А нынче продукты закончились и ты, мил человек, решил новые запасы сделать. На чужих полях.
– Ну, я ж не знал, что они чужие… думал – никому не надо, насобираю что осталось… Насобирал, блин.
– Видать, не врешь насчет магазинов, – глядя Максиму прямо в глаза, медленно протянул собеседник. – Брал бы – на поля бы за морковкой не пошел. Парень ты, я смотрю, сильный – работать сможешь.
– А чего делать-то?
Николай Николаевич поправил очки:
– Что скажут, то и будешь делать, мил человек. И не дай боже тебе валять дурака… или побег замыслить.
– Да уж. – Максим кивнул, напуская на себя ту меру задумчивости, какую обычно изображают на экзаменах плохо знающие вопросы вытащенного билета нерадивые студенты. – Выходит, что же, повезло мне, подфартило?
– Именно так, мил человек, подфартило! – неожиданно расхохотался Николай Николаевич. – У нас тут, сам видишь, колхоз, если знаешь такое слово. А я в этом самом колхозе председатель.
Ага, председатель, вот оно как, значит…
– Готов к работе хоть сейчас! – с деланой бодростью, как пионер на торжественной линейке, отрапортовал Макс и тут же – уже куда более спокойно – добавил: – Только сперва это… поесть бы не худо.
– Вот на поле морковочку и погрызешь! – Председатель хмыкнул и, не повышая тона, приказал, скосив глаза в угол: – Развяжите его. И – в поле.
Откуда ни возьмись – следили, дожидаясь любого приказа? – вынырнули дюжие хлопцы. Пленника развязали и, еще разок обыскав, вывели наружу.
Желтый туман уже золотился от вставшего солнышка, денек начинался погожий. Вот если б еще голубое небо с белыми облачками, тогда бы совсем было хорошо… А так…
Охранники привели Максима на поле, показали старшего – коренастого вислоусого мужичка лет пятидесяти – Акимыча:
– Делай, что он скажет.
Молодой человек пожал плечами и улыбнулся:
– Так ты, выходит, здесь бригадир?
Акимыч, юмора не поняв, а скорее, не приняв, недружелюбно осклабился:
– Ты меньше лыбься-то. Видали мы таких. Короче: вот – грядка, а вон – ящики. Норма до вечеру – тридцать пять. Выполнишь – поужинаешь, ну, а на нет, как говорит наш председатель, и суда нет.
Без лишних слов Макс взял ящик и принялся таскать с грядки морковь, аккуратно ее укладывая и отрезая ботву… нет, не ножичком и даже не осколком бутылки – подобные вещи тут, судя по всему, не поощрялись. Действовал, как все рядом, оторванной от того же картофельного ящика жестяной полосочкой, не особенно острой. Но все же резать ботву можно было и ею, и молодой человек быстро приноровился, только вот таскать ящик одному было не очень сподручно, а его нужно было отнести на край поля, к шоссе, и там сдать Акимычу, делавшему в блокноте пометку. Максим, конечно, парень был не слабый – ящики лихо таскал на плечах… Но процесс был весьма утомительным.
– Ты, парень, пару себе найди, – с опаской оглянувшись по сторонам, посоветовал
– Меня, кстати, Максим зовут, – улыбнулся молодой человек.
Впрочем, его тут же одернули:
– Не лыбься! И не смотри в стороны… Не то живо плетей отведаешь!
Пожав плечами, Макс почти до самого вечера работал молча, тем более и поговорить-то толком было не с кем. Доходяги-соседи работали так себе, не то чтобы спустя рукава, просто не могли так, как новый пленник… или невольник? Морковный раб – так, наверное, лучше сказать.
Руки постепенно приноровились к однообразным движениям – сорвал с грядки морковь, обрезал, бросил в ящик, так что молчание стало Максиму на руку – исподтишка он внимательно обозревал окрестности, стараясь не упустить из виду любые детали: близость полей к шоссе, кусты, деревья, количество и организацию охраны. В общем-то, поле как поле – начиналось от дороги и тянулось, тянулось, тянулось, заканчивалось где-то у горизонта… у каких-то унылых строений… у автозавода, господи! Интересно, а там сейчас что? Ясно, что ничего не выпускали – энергии-то нет, бензина – тем более. Но корпуса были огорожены высоким забором, находившимся, насколько смог заметить молодой человек, во вполне приличном состоянии.
За автозаводом угрюмо маячил город Санкт-Петербург, плохо различимый сквозь туманное марево. Дорога – шоссе – явно проходила мимо корпусов и была перегорожена все тем же забором и воротами, время от времени распахивавшимися и пропускавшими… нет, не машины – телеги! Запряженные лошадьми и быками возы, груженные овощами. Да-а-а… Кто-то – председатель Николай Николаевич? – делал неплохой бизнес, продукты – это сейчас была основная ценность.
Охранники – все, как на подбор, дюжие молодые парни, наверное, бывшие спортсмены или «братки», – к своим обязанностям относилась вполне добросовестно. Двое конных с ружьями и собакой патрулировали все подступы к шоссе, еще двое, тоже с овчарищей, все остальное поле. Не очень-то и убежишь! Здесь, на морковке, судя по количеству людей, работали максимум две бригады, остальные трудились за шоссе, а плотники – вообще черт знает где. Что-то ремонтировали или строили – на то и плотники.
Да, морковку здесь трескали все, можно сказать – уплетали за обе щеки, но только когда не видел никто из охраны. Если попадались – получали удар плетью. Впрочем, в этом отношении охранники вовсе не зверствовали, так что каждый смог угоститься в меру, даже и Макс, недоумевавший, почему это морковь убирают так рано. Судя по теплой погоде, зеленой траве и листьям, стояло самое начало сентября, для картошки-то рановато, а уж тем более для моркови. Быть может, не рассчитывали успеть до зимы? Странно…
Максим выполнил норму незадолго до конца рабочего дня, упарился, но все же был доволен – если председатель не обманывал, можно было рассчитывать на ужин. Сидевший у морковной горы Акимыч сделал очередную отметку в блокноте, где новый работник был записан просто под именем – Максим, фамилиями здесь никто не интересовался.
Солнце садилось, туман далеко на западе уже переливался блеклыми алыми отблесками вечерней зари. Темнело, и Акимыч, привстав, ударил ломиком в висевший неподалеку рельс, возвещая о долгожданном конце рабочего дня.