Сармат. Смерть поправший
Шрифт:
— О, Аллах, что видят мои глаза?! — затараторил он на фарси. — Невероятно!.. О, Аллах Всемогущий!.. О, чудо!.. О, чудо из чудес!..
— Не понимаю твоего языка, — прохрипел мужчина, сползая по дверному косяку на пол.
Человек в белом халате бережно подхватил его и довел до кровати.
— Кто ты? — отдышавшись, спросил мужчина по-русски, напряженно всматриваясь в его черные, как ночь, глаза.
— Я лечащий врач сахиба, доктор Юсуф, — ответил тот также по-русски, но с заметным восточным акцентом. — Почти полтора года я провожу дни и ночи у
— Где я нахожусь?
— В больнице, сахиб... В частной клинике доктора Аюб-хана, в Пешаваре.
— Что такое Пешавар?
— Милостью Аллаха город в исламской республике Пакистан, — ответил доктор Юсуф и бросил на больного встревоженный взгляд.
— Какое сегодня число? — спросил тот.
— Двадцать первое февраля.
— А год?
— Тысяча девятьсот девяностый, — с нарастающей тревогой ответил доктор. — Полтора года ты был между жизнью земной и жизнью вечной, но теперь сахиб будет жить, да продлит Аллах твои дни и не оставит без своей защиты.
— Кто такой Аллах?
У доктора Юсуфа от удивления округлились глаза:
— Э... э... э... Бог... Создатель всего сущего на земле.
— А кто я?.. Как меня зовут?
— Э... э... э... Разве ты не помнишь, кто ты?
— Не помню... Как я попал в эту клинику?..
— Сахиба привез Али-хан, да не оставит Аллах его без своего благословения.
— Кто этот Али-хан?..
— Али-хан, он... э... э... Он очень большой набоб — начальник, по-русски. Сахиб находится под его покровительством.
— Откуда он привез меня?
— Откуда? — в замешательстве переспросил доктор. — Э... О, сахиб, я слишком маленький человек в клинике знаменитого профессора Аюб-хана, родного брата Али-хана, знать об этом мне не положено.
— Я ничего не понял из сказанного тобой, — прохрипел мужчина. — У меня болит голова...
Увидев его состояние, доктор Юсуф опрометью бросился в коридор и через минуту вернулся со шприцем, наполненным какой-то жидкостью. После укола больному стало несколько легче: пришел в относительную норму пульс и спала с лица смертельная бледность.
— Спать!.. Спать!.. Спать!.. — глядя ему прямо в глаза, скомандовал доктор.
Мужчина послушно закрыл глаза и сразу же провалился в засасывающую, как омут, черную бездну...
Распадаясь на части и наслаиваясь друг на друга, в его памяти возникли фрагменты каких-то событий. Лица действующих в них людей он хорошо знал, он даже вспомнил обрывки некоторых разговоров, но никак не мог понять смысл их поступков и вспомнить их имен. Неожиданно бездна загромыхала взрывами, пулеметными и автоматными очередями. Откуда-то возник пылающий восточный дом, взлетающий от взрыва на воздух. Затем из мрака выплыли горящие церковными свечками глаза шакалов и их леденящий душу вой. Желтые глаза зверей сменили крутые пики заснеженных гор и нестерпимо яркое, раскачивающееся, как маятник, солнце, из объятий которого неожиданно вырвался грохочущий черный вертолет
От острой боли мужчина рванулся и закричал, но какие-то люди навалились на него и привязали ремнями к кровати его руки и ноги. На борьбу с ними он истратил остатки сил, и стоило ему закрыть глаза, как опять вплотную подступила ревущая и взрывающаяся черная бездна. Через некоторое время она замерцала мириадами ярких звезд. Самая яркая из них вдруг сорвалась со своей орбиты и устремилась к нему. Приблизившись вплотную, она окуталась мерцающим пламенем, из которого шагнула красивая молодая женщина с длинными белокурыми волосами...
— Что бы ни случилось с нами, помни, Сармат, — мы с тобой одной крови! Одной... Помни... Помни... — шептали губы женщины, и тихим скорбным светом светились ее синие, как северное небо, заплаканные глаза.
— Кто это? — пытался вспомнить мужчина, но как он ни старался, вспомнить не мог.
Скоро лицо женщины поглотило мерцающее пламя, а ненасытная черная бездна окрасилась в кроваво-красный цвет, превратившись в кратер вулкана. Он быстро наполнялся клокочущей раскаленной магмой, которая вырвалась из бездны и обдала мужчину нестерпимым жаром.
Страдалец больше не слышал причитаний доктора Юсуфа, суетящегося с шприцем у его постели, не слышал разговора склонившихся над ним двух, удивительно похожих друг на друга, людей, несмотря на то, что один из них был одет в белый халат врача, а другой — в мундир офицера пакистанской армии.
— Говорил же я тебе, дорогой брат Аюб, что эти русские собаки фантастически выносливы и живучи, — с превосходством старшего произнес офицер. — Мне рассказывали, что они в их ледяной Сибири, выпив целую бутылку водки, могут без последствий для здоровья провести ночь в сугробе.
— Вынужден это признать, брат Али-хан, — развел руками тот, что был одет в белый халат врача. — Я совершенно не рассчитывал, что гяур когда-нибудь выйдет из комы, но, как видишь, Аллах почему-то простер свою безграничную милость и на него.
— Я сегодня же сообщу об этом полковнику Метлоу, — радостно потер ладонями Али-хан. — Хотя признаться, брат, мне непонятно горячее участие ЦРУ в его судьбе.
— Янки — прагматики... Они не станут вкладывать деньги в курицу, от которой не рассчитывают получить золотые яйца.
— Ты хочешь сказать, что если он выздоровеет, то принесет им гораздо больше долларов, чем они потратили на его лечение?
— Вот именно...
— Хм-м... В таком случае, стоит сообщить Метлоу новую цену за пребывание гяура в нашей клинике, — отозвался Али-хан и самодовольно хохотнул. — Я назову такую цену в его зеленых долларах, что он лопнет от злости!
— Не забудь включить в нее компенсацию за риск, которому мы подвергались из-за его русского целых полтора года, — заволновался Аюб-хан, и на его лоснящихся смуглых щеках заиграл густой румянец.