Сарнес
Шрифт:
— Он еще отвратней, чем Рисовый Мешок Чжан. Окружил себя женщинами. Не просто наложницами: они в деле, — эти слова Оюан практически выплюнул, — даже в экипаж его флота входят.
«Генерал Оюан смотрел на меня с такой ненавистью», — сказала Ма. Чжу догадалась, чем вызвана его вспышка гнева. Он ненавидел не пиратов, а женщин.
Чжу женщины нравились, пусть она себя к ним и не причисляла, зато очень не понравилось, как Оюан обошелся с Ма. И все же ее трогала та яростная, болезненная гордость, с которой он держался, — безнадежный вызов миру, не желающему
Когда пиратки скрылись из виду, Чжу обратила внимание на прочих храмовых бездельников. Взгляд ее упал на кучку калек-оборванцев, сидевших кружком на корточках и азартно наблюдавших за боями сверчков в ожидании собратьев-рыбаков, которые молились в храме о спокойном море. Не только монахи, подумалось Чжу, любят посплетничать.
— Если я оставлю тебя тут на минутку, ты уплывешь обратно в Интянь, просто чтобы меня позлить?
— Я не хочу тебя злить, — мрачно ответил Оюан. Сквозь ротовую щель маски блеснули его зубы. Куда белее и ровнее, чем у любого известного ей наньжэня. Может, это все монгольская диета? — Я хочу тебя выпотрошить, вернуть себе войско и пойти на Даду.
Чжу окинула его долгим взглядом.
— И как тебе удалось провернуть такое эпичное предательство? Загадка. У тебя же что на уме, то и на языке.
К счастью, Сюй Да уже вышел из храма. По его лицу было понятно, что от монахов он ничего не добился.
— Они называют его островом с крепостью.
Оюан не снял маску. Сидя в обеденном зале постоялого двора, Оюан рассеянно слушал речь Чжу, обращенную к воинам. Чжу подождал, пока трактирщик расставит дымящиеся миски прозрачного жирного супа с мелко нарезанными бамбуковыми побегами и красными ягодами годжи, и продолжил:
— Это один из тех скалистых островков, которые видны с берега. Юаньцы согнали оттуда рыбацкое селение и построили там склады. Все подступы с моря закрыты отвесными стенами, попасть на остров или покинуть его можно только через охраняемую гавань, где стоит грузовой флот.
Генерал Сюй поднес миску ко рту, поморщился и поставил ее обратно с удрученным видом человека, который заранее знал, что еще не остыло.
— На острове? Мы к такому не готовились.
— К сожалению, — согласился Чжу. — Разведчики, которых я послал, до Тайчжоу не добрались, полагаясь на слухи. Когда они говорили «склад на берегу» или «рядом с гаванью», я был уверен, что имеется в виду — на Большой земле!
Какая неожиданность, в бешенстве подумал Оюан. Его стертые, горящие ступни пульсировали болью в такт ударам сердца. Нелепая вылазка Чжу закончилась, не успев начаться. Они вернутся с пустыми руками в Интянь, где Чжу, разумеется, проиграет генералу Чжану. Без соли-то. И Оюану не останется другого выбора, кроме бегства из той запертой комнаты. Он не знал как — не осмеливался думать об этом, такая удушающая паника подкатывала к горлу при мысли о запертых ставнях и бдительных стражах, — но знал, что должен.
Чжу покосился на него:
— Я даже через маску чувствую, что ты прожигаешь меня взглядом. Ужасно неприятно! Напоминает мне, как мы, бывало, сидели в том зале со статуями
Они с генералом Сюем переглянулись и затянули жутковатым хором:
— Мое тело, изъеденное червями, мое тело, умалившееся до окровавленных костей, которым не дают рассыпаться только сухожилия…
На мгновение Оюану представилось это самое тело — жизнь, которую Оюан знал и любил, умалившаяся до окровавленных костей на мокрой земле. Боль перехлестнула через край, словно масло, куда плеснули ковшом воды. Ощутив, что мучительный приступ близок, он понял — израненные ноги тут не помогут. Схватил миску с супом, откинул маску и сделал хороший глоток.
Cуп был раскаленный. Все равно что вытащить горячий камень из печи и сунуть в рот. Нежная кожа нёба тут же пошла пузырями. Чудовищная волна боли стиснула его изнутри так, словно голова вот-вот оторвется от плеч и уплывет. Воспоминания исчезли вместе с отчаянием, ничего не осталось, кроме благословенной небывалой муки.
Оюан не без труда пришел в себя и увидел, что Чжу задумчиво созерцает его через стол. Как будто понял, что именно генерал сделал, и пытался вычислить зачем. И только когда генерал снова надел маску, развернулся к остальным:
— Я побеседовал с рыбаками, они родом из разрушенного юаньцами поселка, так что остров они знают хорошо. Судя по всему, грунт там — сплошной известняк, изрытый туннелями. Некоторые ведут с поверхности прямо в море. Если мы заплатим как следует, рыбаки отвезут нас на своих лодках к морским входами в туннели.
— А в чем подвох? — поинтересовался генерал Сюй. Он осторожно прихлебывал суп.
— Хорошо же ты меня знаешь! — воскликнул Чжу. — Да, подвох есть. Юаньцы не охраняют туннели, потому что уверены: до морских входов не доберешься. Они под водой.
— Могу ошибаться, — обстоятельно заметил Сюй Да, — но я слышал, что море весьма глубокое. А я никогда не заходил в воду с головой. Думаю, остальные тоже. Мне также доподлинно известно, что ты плавать не умеешь, ибо все детство отказывался мыться.
Ни он, ни Чжу не улыбнулись, однако улыбка промелькнула во взглядах, которыми они обменялись.
— Я понимаю, что трудно. Но возможно.
Оюан не верил своим глазам: никто не скривился, не вспылил, напротив — все подались вперед, убежденные, что у Чжу есть решение, несмотря на очевидную невозможность всего предприятия.
Чжу спокойно произнес:
— Ведь генерал Оюан нам поможет.
6
Ханбалык
От осенней жары осталось одно воспоминание. Над загнутыми крышами Министерства прозрачное небо окрасилось полосами рассвета. Словно высоко в Небесах мороз, еще не спустившийся на землю, обжег лазурь, как в печи обжигают фарфор, и та вспыхнула яркими красками. Очередная бессонная ночь. Но измотанному Баосяну полегчало. Рассвет означал, что Баосян опять потерпел поражение, пытаясь уснуть, но при этом нес в себе обещание всех рассветов: что наступающий день будет лучше. Обычно Баосяну удавалось сохранять оптимизм до ранних послеполуденных часов, когда его настигало осознание, что вечер уже не за горами.