Сарнес
Шрифт:
Оюан смутно сознавал, что стоит, где стоял. Хотя, подумал он ошеломленно, наилучшим выражением его чувств было бы упасть сейчас на колени и целовать сапоги Чжу, беспомощно задыхаясь от благодарности за королевский дар — дар совершенной боли.
Он услышал собственное сиплое дыхание. Наверное, это унизительно, когда с тобой делают подобное… но способность к эмоциональному отклику, к счастью, уже покинула его. Все, что он мог, — стоять и ждать, пока не исчезнут в красном экстазе страдания, мысли и, наконец, он сам.
Когда Оюан вышел, Чжу вернулась за стол. На губах остался
Перед глазами стояла картина: Оюан, совершенно поглощенный болью, которая волной катится по нему. Зрачки расширились, губы приоткрылись в беззвучном крике.
Он смотрел прямо на нее. Интересно, у нее были такие же глаза, когда генерал пронзил ее мечом? Рот затопил вкус его крови. Он уже не дрожал, а содрогался всем телом. Сдерживался, хотя боль усиливалась. Когда она достигла пика, Чжу придержала его там, на краю чистого яркого лезвия, где агония и облегчение сливаются воедино.
Этого хватило, чтобы он остался. Чжу отметила момент, когда физическая боль временно затмила душевную, и Оюан отказался от своего отчаянного порыва бежать напролом к цели. Чжу дала ему необходимое, чтобы он держался плана… и ее самой. Надо будет — можно и повторить.
Чжу переполняло удовлетворение, сладкое и мощное.
Зашуршал полог шатра. Это вошел Цзяо. После минутного откровения, которое только что случилось у них с Оюаном, надменная физиономия инженера раздражала еще сильней, чем обычно. Интересно, он не столкнулся с генералом на входе? Цзяо ее не уважает, и его, наверное, порадовал бы вид Оюана, бесцеремонно рвущегося в королевский шатер. Она твердо посмотрела на инженера. Уж если я его смогла обуздать, с тобой и подавно справлюсь.
Цзяо слегка улыбнулся, словно напоминая ей давно известное: без него Чжу не обойтись. Он вернул ей зашифрованное послание.
— Я не смог это расшифровать. Нужен ключ.
Чжу особо и не верила, что получится. Но, надо признать, надеялась.
— Что, даже такой блестящий ум не нашел лазейки?
Глаза инженера иронически блеснули, как будто он наслаждался ее замешательством.
— Приношу свои извинения Сияющему Королю за то, что разочаровал своим неумением.
Чжу не радовала мысль, что шпион продолжит свое дело, и еще меньше радовало то, что она поставила Цзяо в известность, но взамен не получила расшифровки. Ничего не поделаешь, остается только держать ушки на макушке и ждать новой возможности взять крота с поличным.
Уже на пороге Цзяо обернулся и спросил, будто бы под влиянием минутного праздного любопытства:
— Чэнь Юлян взял Наньчан с моря. А у вас только сухопутное войско. Ваше Величество, где вы найдете флот?
Мягкость его тона не обманула Чжу. Она поняла, о чем Цзяо спрашивает на самом деле. Может ли она теперь победить? На миг неприязнь к инженеру полыхнула ненавистью. Чжу уже по-настоящему воротило от необходимости играть по его правилам, раз за разом доказывая, что ты чего-то стоишь. Но и вышвырнуть Цзяо она не могла, как бы ни хотелось. Его инженерные навыки, включая использование пороха при усовершествовании оружия, были одной из самых сильных ее сторон. Она жестко сказала:
— У Фана Гочжэня есть корабли.
— Зачем пирату с вами союзничать? Не сказать, что он известный филантроп.
В его голосе прозвучал вызов, еще более заметный, чем обычно?
— Любой здравомыслящий человек пойдет на союз со своим будущим императором.
Морщинистое лицо Цзяо с редкой бородкой никогда не отличалось доброжелательностью. Чжу годами не вспоминала своего отца, но уничижительный взгляд инженера отбросил ее в детство. Туда, где Чжу пытались загнать в убийственные рамки ничтожества. Она ощетинилась. Цзяо, глядя ей в лицо, сказал:
— Ну, я очень надеюсь, что у вас есть и более весомые доводы.
13
Пинцзян
Королева вошла в пиршественный зал, как только его покинул слуга, проверявший пищу на яд. Рисовый Мешок сидел один за огромным столом в окружении блюд и мисок, точно морской анемон в куче обломков былых трапез. Он не поднял на жену взгляда, взгрызаясь в свиную голову энергично, но скорее с раздражением, чем с аппетитом. Обычно Королева в собственных интересах старалась остудить его гнев, однако те времена давно прошли.
Она поклонилась и, не поднимая глаз, сказала:
— Мои поздравления супругу. Чжу Юаньчжан отступил.
Промелькнула мысль: а вдруг он не разрешит ей выпрямиться, заставит стоять, согнувшись в три погибели? Но тут Рисовый Мешок краем глаза посмотрел на жену (жевать он так и не перестал) и дернул головой, приглашая ее присесть напротив.
Слуги поставили перед Мадам Чжан плошку с рисом и положили палочки. Добавили, по ее просьбе, немного овощей в красном масляном соусе, который обычно употребляется с рыбой. Наверное, вкусное сочетание, но сейчас еда у нее вызывала лишь слабое отвращение.
— Чжу Юаньчжан! Хватило же ему наглости пойти против меня. Думал, что одолел меня в Чжэньцзяне? Я ему кинул косточку, только и всего.
Отвлекшись от неприятных мыслей, каковы бы они ни были, Рисовый Мешок откинулся назад, положив руки на спинки ближайших стульев, и принялся вертеть в пальцах перемазанные соусом палочки. Он разглядывал жену с добродушно-насмешливым выражением — будто благосклонный глава семейства — вот только жесткий взгляд… Это была жесткость человека, который думает только о себе, глубинное равнодушие, из-за которого он всегда был не слишком скор на расправу. Но как она недооценила опасность этой расправы! Я кинул ему косточку. Палочки задребезжали в ее руке. Надо же — у нее онемели пальцы. Белые и тонкие, точно весенние перья лука, изящные, сейчас они и вовсе казались ей чужими. Но разум работал четко как часы.
— Оказалось, вести осаду сложней, чем он думал. Стены у нас мощные! Он надеялся, что меня выбьет из колеи та карикатура? — Рисовый Мешок фыркнул.
Мадам Чжан прислушивалась очень внимательно и поэтому заметила: муж на миг замер, словно задохнувшись от собственного презрения. Однако быстро оправился.
— Мне и стараться не пришлось, только припугнуть. И покатился ваш Чжу туда, откуда вылез.
Королева даже не удивилась, что Рисовый Мешок понятия не имеет, какую роль Чэнь сыграл в отступление Чжу. Человек, в чьем мире существует только он сам, все свои успехи считает собственной заслугой. Она холодно подумала: «Ничего ты не добился сам, все за тебя сделали другие».