Сарум. Роман об Англии
Шрифт:
Спустя год после поездки к Когидубну Тосутиг взял в жены младшую дочь одного из племенных вождей атребатов. Впрочем, и тут не обошлось без унижений – обнищавший, но гордый отец девушки с большой неохотой согласился выдать дочь за предателя; помогло лишь то, что Тосутиг не потребовал за ней приданого. Рыжеволосая красавица отличалась вспыльчивым нравом, прожила с мужем шесть лет и родила ему дочь, а однажды суровой зимой простудилась и в одночасье умерла.
Особого счастья в браке Тосутиг не испытал, поэтому второй раз искать жену не собирался, а завел себе женщину в Каллеве. Дочь
К сорока годам Тосутиг, пожилой вдовец и владелец захолустного имения, жил в довольстве и покое. В крепости-дуне на холме стояли полуразвалившиеся лачуги; время от времени заезжие торговцы устраивали там рынок. Древние тропы на меловых грядах окончательно забросили, взгорье пересекали новые римские дороги. На восточной стороне долины обосновались пряхи и ткачи, а по со седству Бальба построил себе красильню. На берегу реки, в Сорбиодуне, построили постоялый двор, амбары для зерна и конюшни, где меняли лошадей гонцы наместника. Три легионера, которым было поручено присматривать за хозяйством, целыми днями сидели во дворе и играли в кости. Пару раз в год в Сорбиодун приезжал мелкий чиновник из канцелярии прокуратора, проверял, как обстоят де ла в императорских владениях, и договаривался о продаже урожая.
Тосутиг жил неприметно и ни во что не вмешивался даже тогда, когда вожди западных племен, ободренные примером Боудикки, решили взбунтоваться. Через захолустный Сорбиодун везли важные товары: с юго-западного побережья, по дороге через земли дуротригов, доставляли излюбленный римлянами киммериджский сланец – темный поделочный камень, а по новой западной дороге свинец, добываемый в копях на западной оконечности острова, отправляли в Каллеву и Лондиниум, а оттуда – в далекую Галлию.
Освобождение от налогов, пожалованное императором, принесло Тосутигу достаток. Правитель Сарума стал очень богатым человеком: кованую чугунную решетку у очага украшала позолота, еду подавали на блюдах из красной глины, искусно сработанных аретинскими гончарами, в доме не переводились лучшие галльские вина, в фамильном святилище стояли золотые и серебряные статуэтки богов, а дочь не расставалась с драгоценными золотыми браслетами, выложенными кусочками янтаря и сланца.
Мэйв, синеглазая красавица с копной рыжих кудрей, вспыльчивым, необузданным нравом напоминала покойную мать. Тосутиг ба ловал обожаемую дочь, ни в чем ей не отказывал и обучал латыни и римским обычаям. Она прекрасно ездила верхом и могла усмирить любого, даже самого горячего скакуна.
«Моя Мэйв лучше иного сына, – с гордостью думал Тосутиг. – Хоть я и не воспитал ее по всем правилам римской культуры, кельтская красота и пылкий нрав с лихвой восполнят пробелы в образовании».
– Тебе суждено стать женой знатного человека, – говорил он Мэйв. – Если уж отдавать тебя замуж, то только за вождя, не иначе.
Однако же душевные терзания его не оставляли. Если на постоялом дворе останавливался римский чиновник, Тосутиг надевал тогу и приходил в Сорбиодун, по-мальчишечьи щеголяя римскими манерами перед гостем. Каждый год он придумывал все новые и новые способы получения римского гражданства, но, к его великому
Впрочем, любовь к римскому образу жизни не мешала ему проводить долгие часы в фамильном святилище, разглядывая меч Кулина-воителя и рогатый шлем прадеда. Перед изваянием Ноденса Тосутиг опускался на колени и молил бога-покровителя семьи:
– Дай мне силы, дабы я не посрамил честь предков!
Однажды он привел десятилетнюю Мэйв в древнее каменное святилище на взгорье, в круг исполинских сарсенов, и объяснил:
– Твои божественные предки-великаны за день построили хендж. Запомни это накрепко и никогда не забывай.
– Поэтому мне суждено стать женой великого вождя? – спросила девочка.
– Потомки Кулина-воителя и древнего рода Круна иного не заслуживают.
Опечаленный Портий, верхом на каурой кобыле, направлялся на запад. Дорога в Сорбиодун казалась бесконечной. Из Каллевы он выехал пасмурным утром, и небо целый день оставалось затянуто тяжелыми низкими тучами. Не развиднелось даже к вечеру. Портий перевалил последний меловой хребет и наконец-то добрался до места своего назначения.
При виде заброшенного дуна и пустынного мансиона юноша загрустил еще больше. Три легионера встретили его с плохо скрытым недовольством – их лишь недавно предупредили о приезде Портия. Юноше дали в услужение раба и отвели в хижину, разделенную на две комнаты, где стоял топчан с тюфяком, набитым конским волосом, складной стул и стол.
– И это все? – раздраженно спросил Портий.
Старший легионер равнодушно пожал плечами – чиновников он не любил, – обвел рукой крохотное поселение и ответил:
– Как видишь, здесь больше ничего нет.
На следующее утро Портий осмотрел императорские владения – уходящие к горизонту величественные меловые хребты, пастбища со стадами овец, крестьянские хижины и делянки пшеницы и ячменя, – и быстро понял, что земли здесь плодородные, но хозяйство запущено и оставлено без надлежащего присмотра. У ворот крепости он встретил красильщика Бальбу и брезгливо отшатнулся от резкой вони.
«Ну и глухомань! – мрачно думал Портий, возвращаясь в Сорбиодун. – Долго я здесь не протяну».
– К тебе гость пришел, – объявил ему легионер. – Местный правитель.
Чтобы произвести благоприятное впечатление на римлянина, Тосутиг сбрил бороду, однако не тронул длинные седеющие усы, оставил дома тяжелую шерстяную накидку-пенулу и пришел в тоге (к несчастью, заляпав подол грязью) и в тяжелых кожаных башмаках. Несмотря на нелепый вид, правитель Сарума держал себя с достоинством.
Впрочем, Портий разглядывал не гостя, а его спутницу в традиционном сине-зеленом кельтском одеянии. Рыжие кудри девушки ниспадали до пояса тяжелой волной, белую кожу припорошили золотистые веснушки, а синие глаза задорно блестели. Красавица была ровесницей Лидии.