Саша Чекалин
Шрифт:
— Исключать нас будут из пионеров, — шептал Саше перетрусивший Серега.
Илюша, как и обычно, держался бодро. Он только пыхтел и тяжело отдувался как паровоз, когда вспоминали о нем.
— Для чего понадобилось ребятам плыть на льдине?.. — говорил Ваня Колобков, бросая суровые, осуждающие взгляды на Сашу и его соучастников. — Чтобы возвысить себя. Смотрите, мол, какие мы ловкие, бесстрашные. Ничего не боимся. Нам и река по колено…
Стояли «полярные исследователи», как теперь насмешливо величали их ребята, на виду у всех, смущенно переминаясь с ноги на
— Не совсем так… нам тоже жутковато было… — бормотал Саша, насупившись… — Мы хотели испытать, что чувствовали папанинцы на Северном полюсе…
— Раньше таких поступков ни за Сашей, ни за Витей не замечалось… — взволнованно говорила Александра Степановна. — Ничего плохого я о них не могу сказать. Но теперь…
«Исключат или нет? — думал Саша. — Только бы не исключили». Сердце у него то замирало, то снова отходило, в зависимости от того, что говорилось на сборе.
— Ноги у меня подкосились, когда увидела, что плывут мои сорванцы… — глухо, подбирая слова, говорила Надежда Самойловна. — Могли ведь не только заболеть, но и утонуть. Правильно осуждают… мои зачинщики… их выдумка…
Саша еще ниже наклонил голову. Даже товарищи смотрели теперь на него как-то осуждающе.
Участникам ледяного дрейфа на Вырке было вынесено порицание. Большей меры наказания никто не предлагал.
— Теперь из избы ни ногой, — сказали Саше и Витюшке дома отец и мать. — Пришли из школы — делайте уроки. Хватит, нагулялись. На все село опозорили. «Пожалуй, и на охоту и на рыбную ловлю больше не пустят», — мрачно думал Саша.
Но все проходит. Прошли и эти тяжелые дни. И когда началась рыбалка на Оке, Саше разрешили ходить сначала с отцом, а потом и с ребятами.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Шла весна — тринадцатая в жизни Саши. Переломная, когда устанавливается характер и неясные мысли о будущей жизни начинают бродить в голове. Саша стал внимательнее приглядываться к окружающему. Прежние ребяческие забавы теперь только вызывали улыбку Мать тоже видела-Саша стал более серьезным, усидчивым. Не срывался, как прежде, опрометью на улицу и в разговоре стал более рассудительным.
«Растут ребятки…» — думала она, ощущая по-матерински горделивую радость за сыновей. Вместе с ребятами росли яблони и вишни, росли тополя и рябины, окружавшие дом, и кусты акации, сирени, жасмина. Год от года они становились все выше, раскидистее, пышнее, затемняя дом почти со всех сторон. И когда весной все распустилось, дом Чекалиных совсем утонул в зелени, виднелись только крыша да окошки. И вдруг, совершенно неожиданно, это было в середине мая, поздно вечером в чаще кустарника, совсем рядом возле дома, защелкал соловей.
Сперва он запел нерешительно и робко, словно раздумывая, оставаться ему здесь или нет. Потом разошелся, защелкал звонко и сильно.
Соловьиное пение Саша слышал не раз, но это был свой соловей, он поселился возле дома, под окном.
Всю ночь до рассвета пел соловей, то замолкая, то снова заливаясь на все лады.
Всю ночь просидел Саша на подоконнике, испытывая ни с чем не сравнимое волнение.
Боковое окно, выходившее
Густая роса дымчатой сеткой ложилась на кусты, на траву. В воздухе мелькали летучие мыши. Едва слышно стрекотали какие-то жучки. Невидимо со всех сторон текли запахи. Вишни пахли по-своему чуть горьковато, яблони слаще, нежнее. Призрачный лунный свет заливал сад…
— Давай найдем гнездо соловья, — надоедал Саше днем Витюшка.
— И не думай!.. Голову оторву!.. — грозился старший брат.
Все же и он не утерпел.
— Смотри не спугни! — предупреждали они друг друга, осторожно обшаривая кусты.
Искать пришлось долго. Наконец в глухой, темной чаше акации зоркий глаз Саши заметил черневшее гнездышко. К Саше подполз Витюшка.
— Где?.. — нетерпеливо шепотом спрашивал он.
— Видишь?
— Угу…
Со стороны, не подползая близко, ребята разглядывали свою находку. Гнездышко висело низко над землей, в углублении между молодыми побегами. На вид оно было грубоватое, свитое из сухой прошлогодней травы. В гнездышке лежали четыре крохотных матовых яичка.
Наверху, в кустах, кто-то чирикнул.
— Наверно, соловьиха… — забеспокоились ребята. Так же осторожно попятились они назад.
Саша уже давно собирал коллекцию птичьих яичек. В большой картонной коробке, разделенной на маленькие гнездышки, накопилось их уже довольно много — от самого крохотного, пеночки, до крупного, ястребиного. На каждом из них было помечено карандашом, какой оно птице принадлежит. Тут были яички малиновки, воробья, жаворонка.
И хотя в коллекции Саши соловьиного яичка не было, он не дотронулся и пальцем до гнезда.
Когда братья осторожно, ползком выбрались из кустов акации, Саша взял с Витюшки страшную клятву, что тот не подойдет к гнезду и никому из ребят не покажет, где живет соловей.
Каждую перемену ребята выбегали из школы в сад. Там находились деревья, за которыми требовался неусыпный хозяйский догляд: зимой оберегать от докучливых зайцев, от мороза, а весной окапывать, отрезать сухие сучья, ставить подпорки. Ребята разбредались по всему саду, осматривали привитые дички. Места, где черенки были привиты к дичкам, зарастали нежной глянцевитой кожицей.
— Прижились, — толковали ребята. — Захочешь — вырастет антоновка, захочешь — белый налив.
Всех волновала таинственная, могучая сила природы, послушная человеку.
А после занятий не терпелось забежать на пасеку. Колхозная пасека находилась в саду, рядом со школой.
Маленькие четырехугольные домики с дощатыми и драночными крышами внушали ребятам большое уважение. Жили в них мудрые маленькие существа с их непостижимым на первый взгляд артельным укладом жизни.
Павел Николаевич обычно целый день был на пасеке.