Сашенька
Шрифт:
Снегурочка прыгнула Сашеньке в объятия.
— Этот ангелочек когда-нибудь пойдет спать? — рявкнул Ваня.
— Мама, мне нужно тебе что-то сказать.
— Что, дорогая?
— Меня разбудила подушка, чтобы я передала Ираклию донесение!
— Прошепчи мне его на ушко и быстро в кровать, не то папа рассердится.
— Очень рассердится! — подтвердил Ваня, который подхватил обеих, обнял и поцеловал Сашеньку, пока та тыкалась носом в щечку дочери.
— Мамочка, а что делают в саду те привидения? — спросила Снегурочка, указывая пальчиком через плечо матери.
Сашенька обернулась
Привидениями были четверо коротко стриженных молодых мужчин в белых костюмах. Все четверо вошли на веранду.
— Коммунистический привет, товарищ Палицын, — поздоровался один из них. В кабинете Вани зазвонил телефон, кремлевская «вертушка».
Через несколько минут Ваня вернулся, взъерошенные волосы придавали ему озабоченный вид. Он подозвал Сатинова.
— Ираклий, звонил твой приятель, товарищ Игнатишвили. — Сашенька знала, что Игнатишвили руководит отделом НКВД, отвечающим за дачи членов Политбюро и их питание. — Он говорит, что едет сюда с друзьями. Нам понадобится что-то из грузинской кухни…
Сатинов поднял глаза.
— Он предупреждал, что может приехать. Но с кем? Сказал, что с грузинскими друзьями.
— Грузинская кухня? — быстро соображала Сашенька. — Сейчас только полночь. Разум!
Слегка покачиваясь, вошел водитель.
— Ты вести машину сможешь?
Разум пребывал в такой стадии опьянения, какая свойственна лишь русским: он был пьян настолько, что практически уже трезв.
— Всегда готов, товарищ Сашенька. — Он громко икнул.
— Я позвоню в «Арагви», — предложил Сатинов, направляясь к телефону в кабинете.
Этот ресторан находился на улице Горького.
— Товарищ Разум, быстро в Москву, в «Арагви», и привезите что-то из грузинских блюд. Катитесь!
Разум спрыгнул с веранды, потерял опору, чуть не упал, встал и пошел к машине.
— Постой! — прокричал Сатинов. — Игнатишвили что-то привезет. У него лучшая еда в Москве.
Повисла пауза, Сатинов и Ваня переглянулись с молодыми мужчинами в белых костюмах, которые караулили у ворот, а луна заливала их серебристым светом.
— Кто едет, мамочка? — в тишине спросила Снегурочка.
— Тихо, Воля! Иди спать! — сказал ей отец, сверкая глазами. Он называл ее по имени, только когда был настроен очень и очень серьезно. — Сашенька, нужно приучить этого ребенка к дисциплине…
— С кем он едет? — спросила Сашенька у Вани, впервые забеспокоившись.
— Возможно, с Лаврентием Павловичем…
— Думаю, я поеду. Вечер был чудесный, — сказал Мендель, чьи жена и дочь уже давно ушли.
Сашенька отметила, что он, один из немногих руководящих работников, продолжал носить неподходящий буржуазный костюм с галстуком и никогда не надевал китель как у Сталина. Мендель вытащил коробочку с лекарством и положил под язык таблетку нитроглицерина. — Вызову-ка я своего водителя. Не выношу этих крикливых грузин с их тостами. Ох! Поздно!
К воротам подъехала кавалькада машин, их мощные фары осветили зелень буйного сада. Призраки в белых костюмах открыли ворота и впустили несколько черных «линкольнов» и новый ЗИС.
На небе зажглись звезды. Из дома раздавались звуки пианино, с соседней дачи долетал смех. Сашенька
Сатинов выкрикнул по-грузински:
— Гамарджоба!
— И по-русски:
— Это Игнатишвили, он привез еду.
Сашенька увидела Игнатишвили с ящиком вина, у ворот из ниоткуда материализовались охранники в синих гимнастерках.
— Входите, товарищи, — пригласила Сашенька. — Сатинов предупреждал, что вы приедете.
Глаза Игнатишвили предупреждающе зыркнули на нее из темноты, когда она вышла поздороваться с новыми гостями, протянула руку и замерла.
6
Смуглый круглолицый Лаврентий Берия, в мешковатых белых брюках и вышитой грузинской рубашке, нес еще одну коробку с яствами. Сашенька знала, что Берия был назначен новым наркомом внутренних дел.
— Лаврентий Павлович! Добро пожаловать! — Ваня спустился с веранды навстречу гостям. — Позвольте, я вам помогу…
— Не беспокойся, сам донесу, — ответил Берия.
Сашенька заметила, что Ваня напрягся, и звуки ночи затихли, и у соседей перестали петь и чокаться бокалами.
Казалось, к ней в сад сошел с постамента памятник.
У подножья лестницы появился сам товарищ Сталин в белом летнем кителе, галифе и светло-коричневых сапогах, отстроченных красными нитками.
Его улыбающееся кошачье, почти азиатское лицо разрумянилось, он продолжал напевать грузинскую песню.
Казалось, даже луна только отражает исходящий от него свет.
— Мы узнали, что товарищ Сатинов едет к товарищу Палицыну, — произнес Сталин с мягким грузинским акцентом, посмеиваясь, как озорной сатир. — Потом узнали, что приглашен и Игнатишвили. Товарищ Берия сознался, что его тоже приглашали. Значит, не пригласили только товарища Сталина, а товарищ Сталин хотел побеседовать с товарищем Сатиновым. Поэтому я обратился ко всем, признавшись, что не настолько хорошо знаком с товарищем Палицыным, чтобы приходить к нему в гости без приглашения. «Давайте поставим вопрос на голосование», — предложил я. Голоса склонились в мою пользу, и все решили, что могут пригласить и меня. Но я пришел на собственный страх и риск. Я не обижусь, товарищи хозяева, если вы дадите мне от ворот поворот. Однако мы привезли с собою вина и грузинские деликатесы. Где же стол?
Сатинов сделал шаг вперед.
— Товарищ Сталин, вы уже немного знакомы с товарищем Палицыным, — начал он, — а это его супруга, Сашенька, которую вы можете помнить по…
— Добро пожаловать, товарищ Сталин. Для нас такая честь, — наконец обрела дар речи Сашенька. Ее охватило жгучее и совсем не свойственное большевичке желание сделать реверанс, какой она привыкла делать в Смольном перед портретом государыни. Она не помнила, как сошла по ступенькам в сад, как подошла к Сталину — он был ниже ростом, старше, еще более уставшим, чем она помнила, с болезненным цветом лица. Его левая рука почти не двигалась. Она заметила, что у него появилось небольшое брюшко, а карманы кителя неаккуратно заштопаны. Но потом она решила, что великие люди не обращают внимания на подобные мелочи.