Сатана и Искариот. Части первая и вторая
Шрифт:
Дорога мне была известна: я уже однажды здесь проезжал. Пока было светло, мы скакали так быстро, как только могли, а когда стало темно, мы дали коням отдохнуть часа три или четыре, пока не взошла луна, и тогда мы снова тронулись в путь. Благодаря выносливости наших коней мы достигли своей цели к полудню следующего дня; однако других нагрузок мы им не могли дать, потому что вороные были так изнурены, что по окраине городка они шли спотыкаясь, а мы, сильно проголодавшись, спешились перед первой же встретившейся нам таверной. Как жалко она ни выглядела, но мы смогли получить там вино и тортилью [75]
75
Кукурузная лепешка (исп.).
Но куда же теперь идти, чтобы найти Мелтона и асьендеро? Излишний вопрос! Кто в пустыне умеет отыскать нужного человека, тому нетрудно и в городе с девятитысячным населением найти двух людей, которые, будучи чужестранцами, наверняка обратили на себя внимание местных жителей. Мне и в голову не пришло долго спрашивать да искать. Позаботившись о лошадях и проглотив лепешку-тортилью, мы с Виннету направились прямо к моему приятелю чиновнику, у которого я уже бывал во время своего предыдущего посещения города.
Полицейский, в тот раз наставлявший меня, снова слонялся без дела перед присутственным зданием, а когда мы вошли в помещение, то снова увидели возлежащую в гамаке сеньору. За нею, как и тогда, отдыхал тоже в гамаке ее супруг, но сегодня рядом с ним был подвешен третий гамак, в котором, к моей радости, сидел собственной персоной асьендеро, куривший тонкую сигару и безмятежно покачивающийся. Он, казалось, чувствовал себя очень уютно в обществе курящей дамы. Когда он увидел, что мы вошли, то вместо приветствия закричал, обращаясь ко мне:
— Per Dios! [76] Этот немец! Что вам здесь надо? Я полагал, что вы находитесь в плену у индейцев! Но я вижу, что вас освободили?
— Вы тоже были в плену, — ответил я, — но я тоже вижу вас на свободе. Благодаря каким обстоятельствам это произошло?
— Если бы не сеньор Мелтон, я и сегодня бы пребывал в неволе, а может быть, был бы уже мертв. Угрозами о будущих наказаниях он нагнал на краснокожих такой страх, что они нас отпустили. За вас тоже кто-нибудь вступился?
76
Черт возьми! (исп.).
— Да, но это был мой нож.
— Как это понимать?
— А понимать это надо так, что я сам себя освободил. Заступник, вроде Мелтона, мне не нужен, да я и не мог бы благодарить его за освобождение. Вообще говоря, вы сильно заблуждаетесь, считая, что чем-то ему обязаны. Я предостерегал вас в свое время, и мое тогдашнее мнение оказалось полностью справедливым.
— Наверное, сеньор, вы хотели сказать полностью несправедливым. Со мной Мелтон обошелся как честный человек, а после того, что он для меня сделал, я прямо заявляю, что вы до сих пор его оговариваете, хотя я вам однажды за это
— Хотя вы этого типа назвали честным человеком, но он величайший негодяй. Вы действительно считаете честным поступком то, что он подговорил индейцев напасть на поместье и сжечь его?
— Я не верю, что все это сделал Мелтон. Однажды вы уже произносили при мне свои обвинения, а так как мое тогдашнее к ним отношение, кажется, не возымело на вас действия, я теперь убедительнейшим образом докажу вам, как несправедливы вы были к почтенному человеку. Мало того, что вы без приглашения ворвались в поместье — вы стали вмешиваться в мои дела и давать мне советы, которых я совершенно не просил от вас. Скажу вам только одно, чего вы, конечно, еще не знаете, а именно: Мелтон купил у меня асиенду.
— Но я об этом уже знаю!
— Ах, так? Вам уже сообщили? И тем не менее вы осмеливаетесь подозревать этого сеньора! И вы не считаете, что он совершил благородный поступок, купив поместье?
— Благородный? Почему же это?
— Вследствие причиненного краснокожими ущерба имение обесценилось. Необходимы огромные деньги и очень много времени, чтобы опять привести его в прежнее состояние. Я сразу стал бедняком, и ни один человек в мире не дал бы мне за асиенду ни сентаво [77] . А доброе сердце этого господина было тронуто моим бедственным положением, и он, когда мы снова стали свободными, предложил купить у меня поместье.
77
Сентаво — здесь: сотая часть мексиканского песо.
— Понятно! И вы были очень обрадованы таким исключительным добросердечием?
— Бросьте шутить! С его стороны это был действительно благородный поступок, так как он заплатил мне сумму, какую не сможет вернуть с асиенды в течение десяти лет! Я бы сказал, что для этого потребуется двадцать, нет — тридцать лет! Так долго он будет вкладывать в поместье свои трудовые деньги, не получая ни одного сентаво прибыли.
— А можно ли мне спросить, сколько он дал?
— Две тысячи песо! С такими деньгами я могу начать новое дело, тогда как на разоренной асиенде я бы умер с голоду!
— Покупка уже оформлена по закону и не может быть больше расторгнута?
— Нет. Да я был бы глупейшим человеком, если бы таил в себе такие мысли.
— Он заплатил две тысячи песо?
— Да, сразу же после того, как мы обговорили цену.
— Так, значит, это произошло не здесь, в Уресе, после оформления сделки, а раньше?
— Да, раньше, сразу же после нашего освобождения. И притом в звонкой золотой монете. И вот это самое обстоятельство — то, что он заплатил, хотя имение еще по закону не принадлежало ему, является блестящим доказательством его доброго сердца и его честности.
— Хм! Я предпочел бы ему лично сообщить свое мнение о его добром сердце и его честности. Надеюсь, он еще здесь?
— Нет, вчера он уже уехал.
— И вы знаете куда?
— Разумеется, на асиенду. Значит, вы должны отправиться именно туда, если хотите лично ему засвидетельствовать свои извинения за плохие о нем отзывы.
— И вы уверены, что он находится на асиенде?
— Да. А куда же ему еще ехать? Он решил немедленно начать восстанавливать поместье.