Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья
Шрифт:
— Адвокат как-то называл его?
— Да. Сначала он крикнул ему: «Малыш! Малыш Хантер!» Но потом он назвал Джонатаном Мелтоном — вот как!
— И что сказал на это всадник?
— Сперва-то он испугался, а после, кажется, даже обрадовался. Он о чем-то долго говорил с вождем, но мы не смогли слышать их. Этот Мелтон выглядел приехавшим издалека. Видно, проскакал всю ночь: от усталости не стоял на ногах и сразу плюхнулся на траву, а лошадь его была в мыле.
— И как его принял вождь?
— Поначалу
— Прискорбно!
— Да уж!
— Была у этого Мелтона при себе сумка?
— Да, из черной кожи. Она висела на ремне через плечо. Индейцы тут же выделили ему отдельную палатку.
— И вы знаете, где она стоит?
— Да, рядом с той палаткой, в которой держали меня. Мелтон зашел в свою палатку, но почти сразу вышел из нее и направился к нам.
— И сумка все еще висела у него на плече?
— Нет.
— Значит, он оставил ее в палатке. Дальше!
— Он подошел к нам, рассмеялся и сказал адвокату, что тот умрет у столба пыток, когда могольоны вернутся из похода.
— Стало быть, он говорил с вождем о походе?
— Я ничего об этом не знаю. О походе я слышал единственный раз, и то от Мелтона. Но было похоже на то, что это — правда.
— Могольоны хотят напасть на нихоров и увести их лошадей.
— И те ни о чем не догадываются?
— Нет, они знают о нападении и готовятся к нему.
— Well, тогда наши акции котируются неплохо. Нам надо привести сюда нихоров.
— Сначала надо как следует все продумать. Я должен изучить лагерь. Но для начала расскажите нам, как вам удалось сбежать оттуда. Мелтон отнял у вождя много времени, Крепкий Ветер уже не мог заниматься нами. На нас вообще перестали обращать внимание. Ног нам не связывали — только руки. А я еще накануне, не будь дурак, поработал над своими ремнями. В моей палатке стоял старый горшок с водой, из которого я мог пить. Я смачивал ремни, пока путы не ослабли, Я мог освободить руки. Когда меня вели назад, в палатку, я должен был пройти мимо палатки вождя. Возле нее стояла лошадь, та самая, которую вы только что видели. Дальше все было просто. Я скинул ремни, вскочил на лошадь, и только меня и видели!
— Представляю, что там началось.
— Поначалу не было никакого шума. Краснокожие как будто остолбенели от моего нахальства, и я без помех пролетел через весь лагерь. Ну а потом, конечно, был спектакль, да какой! С криками и воплями. Но момент, когда меня можно было догнать пулей, они упустили — ни одна в меня не попала. Даже караульные растерялись, и я проскочил и мимо них. Теперь вы знаете все.
— Сколько времени вам потребовалось, чтобы добраться сюда?
— Часа три, наверно.
— Вы полагаете, вас будут преследовать?
— Yes, sir! Сам-то я, конечно,
— Значит, они появятся здесь, но солнце уже скрылось, следы в темноте уже нельзя будет различить. Тем не менее нам нельзя оставаться здесь. Мы отправляемся к Белой Скале.
— Well, я еду с вами!
— Я не могу подвергать вашу жизнь риску, а возвращаться туда для вас — огромный риск.
— Теперь это уже не так, сэр. Когда с тобой рядом Олд Шеттерхэнд и Виннету, чего бояться? Я еду с вами. Или вы хотите рассказывать потом всем про Длинного Данкера, что он испугался кучки индейцев?
— То, что я о вас слышал раньше, не позволяет мне считать вас трусливым человеком.
— Вот оно что! Обо мне, оказывается, говорят что-то хорошее? Это радует старика, это приятно моему сердцу. Стало быть, я еду с вами, но как бы нам не наткнуться на индейцев, которые едут по моим следам.
— Виннету знает эти места и поведет нас.
— Через два часа вы увидите перед собой Белую Скалу, — сказал апач.
Мы дали лошадям напиться и сели на коней. На западе исчез последний отсвет ушедшего дня.
Небо нынче было снова покрыто тяжелыми облаками, но Виннету ехал столь же уверенно, словно дело было ясным днем. Если говорить о чувстве пространства, то другого подобного ему человека невозможно отыскать! Часа через два мы буквально уперлись в темный, уходящий вверх скальный массив. Виннету сказал:
— Вот та гора, про которую говорил Данкер.
— В самом деле? — спросил тот. — Не могу узнать ее в темноте.
— Это она. Если забраться наверх, то у нас под ногами откроются белые скалы.
— Тогда нам надо забираться!
— Стой! — остановил его я. — Лагерь разбит сразу же за горой?
— Да.
— Значит, она господствует над всей округой, и меня бы очень удивило, если бы наверху не оказалось поста. Пусть сначала Виннету поднимется туда один и все разведает.
Апач спрыгнул с коня и исчез во мраке. Вернулся он только через полчаса.
— Мои братья должны быть осторожны, — сообщил он. — Наверху — двое караульных.
— Значит, подняться наверх мы не сможем?
— Можем, но не верхом.
— Тогда надо отвести лошадей подальше отсюда. Фырканье или ржание могут нас выдать.
Мы отъехали довольно далеко назад и оставили лошадей под присмотром Эмери, а потом втроем вернулись к Белой Скале и осторожно поднялись на ее вершину. Часовые разожгли костер, и на фоне огня мы отчетливо увидели два силуэта. Это была ошибка с их стороны — какой же караульный позволяет видеть себя! Мы остановились на краю обрыва и посмотрели вниз. Там сверкало множество огоньков — горели костры. С большим трудом, но все же можно различить и контуры палаток.