Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья
Шрифт:
Дальше тянуть было невозможно, если только мы не хотели обидеть хозяина. А поскольку он пошел впереди, то у нас не было причины отказаться от его приглашения. Если пещера и таила какую-то опасность для нас, то ведь шейх находился вместе с нами, и ему пришлось бы разделить нашу участь в случае чего.
— Внутрь? — спросил Виннету, когда увидел, что шейх исчез в узком отверстии. — Мой брат хочет пойти за ним?
— Да, он же идет вместе с нами.
— А если он все-таки нас обманывает?
— Мы возьмем с собой оружие.
Мы обменялись этими короткими фразами по-английски. Услышав
— Зачем так говорить? Что подумают о нас шейх и его люди? Они посчитают нас трусами. Итак, за ним!
Он поспешил за шейхом, мы — за ним, прихватив, однако, свое оружие. Когда в моих руках оказывается штуцер Генри, я уже не боюсь никаких открытых проявлений враждебности. Однако от коварного нападения и он не в силах защитить.
Справа от расселины находился камень, он стоял каким-то странным образом — на собственной верхушке. Это был кусок скалы, по форме напоминающий рассеченную пополам, сверху донизу, бутылку. Эта каменная полубутылка могла весить центнеров двенадцать, и опиралась она на землю не донышком своим, а горлом. Конечно, такая конфигурация камня вполне могла быть чистой причудой природы, во всяком случае, форма камня не вызвала у меня никаких подозрений.
Войдя в пещеру, мы увидели, что она просторнее, чем это можно было предположить снаружи. Там хватило бы места для десяти человек. Расселина образовала в недрах скалы вытянутый четырехгранник, основание которого было выложено циновками. Посредине лежал ковер качеством получше, на котором стояла суфра, маленький, не выше десяти дюймов, столик, часто встречающийся в палатках бедуинов. Выпрямиться во весь рост можно было только в центре помещения, скальные стенки которого круто уходили вверх. И как же здесь было холодно, просто до удивления холодно! После зноя, терзавшего нас снаружи, мы с облегчением почувствовали дыхание настоящей прохлады.
Шейх присел перед столиком и кивком пригласил нас последовать его примеру. Почему бы не сделать то же, раз уж мы оказались здесь?
Едва мы уселись рядом с ним, молодой пастушок принес нам три наполненных водой тыквенных сосуда. Мы выпили воду, и тут другой пастушок принес четыре трубки, кисет и маленький тазик с тлеющими углями. Шейх сам набил наши трубки, что было знаком его глубокого уважения к гостям, и потом протянул по трубке каждому из нас и сказал:
— Покурим! Табак превращается в ароматное облако, при помощи которого душа поднимается к небу. Скоро принесут и угощение.
Мы последовали его приглашению, раскурив оказавшуюся вовсе не плохой травяную смесь; церемония совершалась молча, поскольку хозяин наш не проронил ни слова. Может быть, он считал молчание особым достоинством или проявлением вежливости по отношению к нам, или просто доказательством почетного приема.
Не успели мы выкурить и по одной трубке, как снова пришел один из пастухов и поставил на стол миску с холодным кускусом [71] .
— А что с мясом, Селим? — спросил его шейх.
71
Кускус — манная крупа, которую арабы едят либо саму по себе, либо с мясом барана
— Сейчас принесу, — ответил пастух и поспешно удалился.
— Тогда принеси и…
Шейх прервался, потому что Селим уже исчез.
— Селим, Селим, послушай-ка! — закричал ему вслед шейх.
Но никакого ответа не последовало. Тогда шейх вскочил и поспешил к выходу, чтобы дать Селиму какое-то указание. Мы ни о чем не подозревали и не помешали ему отойти от нас на несколько шагов.
— Селим, Селим! — все повторял шейх, уже совсем выходя из пещеры.
— Он хочет уйти! — вскрикнул Виннету, хотя он совсем не понимал по-арабски.
Он вскочил, намереваясь схватить шейха и втянуть его назад, в пещеру, однако не успел еще добраться до входного отверстия, как послышался шум падения тяжелой глыбы и наша расселина закрылась. Я понял, что упал странного вида камень, стоявший у самого входа — так близко к скале, что между ними нельзя бы было просунуть и пальца.
— Хей-хо! — крикнул Эмери, тоже вскочив на ноги.
— Виннету был готов к чему-то такому, — сказал апач так спокойно, как будто ничего не случилось.
Я ничего не сказал. А снаружи раздался многоголосый торжествующий крик. Теперь там, казалось, было гораздо больше людей, чем мы видели сначала.
— Полагаю, нас взяли в плен! — рассердился англичанин.
Я опять промолчал.
— Не молчите! — потребовал он от меня. — Мы в плену?
— Да. Почему мы не послушали Виннету?
— All devils! Но господин ратей уверял нас, что среди мейджери нам нечего опасаться!
— Если это мейджери.
— Но они же так себя назвали!
— Шейх обманул нас. Если бы он действительно принадлежал к этому племени, то не заманил бы нас в ловушку!
— Верно! Тогда к какому же племени он принадлежит?
— Весьма вероятно, к улед аюн.
— Хуже быть не может! И тем не менее я никак не возьму в толк: для чего ему задерживать нас? Он нас не знает, даже не спросил, как нас зовут.
— Ошибаетесь: он знает, кто мы. Мелтоны были здесь, а может быть, и сейчас еще у них. Дело было, скорее всего, так: они встретились здесь с улед аюн и рассказали им обо всем, что случилось у прохода. Они наверняка сказали также, что шейх аюнов и его свита взяты в плен и теперь должны заплатить большой выкуп. Они были убеждены, что мы будем их преследовать, и высказали это аюнам. Мелтоны во всем обвинили нас, назвали этим людям наши имена и описали наши приметы. Поэтому аюны поджидали нас, выдав себя за мейджери, чтобы завлечь в западню.
— Черт их побери! Понятно теперь, почему камень стоял так странно! Он опирался на свою верхушку. Достаточно было легкого толчка, чтобы он упал и загородил вход. Значит, его поставили специально для нас?
— Нет. Тогда бы его притащили сегодня утром, и мы бы увидели следы; они сразу же бросились бы в глаза, и я бы в таком случае поостерегся входить внутрь. Камень, похоже, служит уже долгие годы, и в эту самую ловушку не раз попадали другие.
— Но тогда этот шейх исключительно подл! Разве он не выпил с нами воды, не выкурил трубку? Мы же его гости, за которых он должен отвечать собственной головой! Как объяснишь ты такую подлость?