Саван для блудниц
Шрифт:
– Я из частного сыскного агентства, моя фамилия Земцова, и я хотела бы знать, где вы были неделю тому назад, когда в вашем доме было совершено убийство девушки?
Паренек, высокий, нескладный, с торчащими красными ушами и смешными веснушками на носу, молча хлопал маленькими светлыми глазками.
– Ты чего, язык проглотил? – спросил Шубин.
– Да я только вчера первый раз заступил. А тех, прежних, всех уволили. Я слышал, что они, точнее, охранник, который дежурил в день, когда убили девушку, спал… Крепко спал. Похоже, ему подсыпали снотворного.
– Да вы и
– Да никакого убийства и не было, просто ранили женщину из второй квартиры, и все… – Паренек говорил осторожно, подбирая каждое слово, словно боясь очередного эмоционального взрыва со стороны посетительницы. – Но охранников все равно уволили. Всех.
– Круг замыкается, – сказала Юля, когда они с Шубиным вышли из комнаты охраны и поднялись на один лестничный марш, – охрану уволили не случайно. Видишь, Игорек, уже и убийства никакого не было. А так, пришел кто-то и – пиф-паф – кого-то ранил… Не нравится мне все это. Даже, признаюсь, мне страшновато. А что, если мы сейчас откроем эту квартиру, а там гора трупов?
– Типун тебе на язык. – Шубин легонько подтолкнул ее в спину. – Поднимайся скорее, как бы этот охранник не пошел следом…
Юля достала из сумочки ключи от квартиры Сергея, и они общими усилиями открыли все пять замков на двух дверях.
– Трупами вроде не пахнет, заходи скорее… – Она поспешила закрыть и даже запереть за собой двери. – У него точно такая же квартира, как и у Белотеловой. Красиво жить не запретишь… Смотри, какая роскошь… У меня создается ощущение, что сейчас из какой-нибудь двери появится Лариса и спросит: какого черта вы, дорогие мои, пожаловали?..
Юля осматривала квартиру, трогала руками обивку дорогой мебели, обои, заглянула в ванную комнату…
– Хорошо еще, что нет кровавых потеков на зеркалах и женских трусиков под ногами… А он был аккуратистом, этот бизнесмен Зверев. Признаюсь, Игорек, мне он даже нравился…
– Не называй меня Игорьком.
– Пожалуйста, не буду. Ты думаешь, я не замечаю, что с тобой происходит? Игорь, нельзя же вечно дуться на меня. Ты – мой самый лучший друг, и единственная моя ошибка состояла только в том, что…
– Не надо, а? Все прошло-проехало.
– Не нервничай, лучше давай подумаем, где у него могут лежать документы…
Старый маленький чемоданчик, доверху наполненный пожелтевшими от времени бумагами, фотографиями и письмами, они нашли в шкафу, под выстроившимися в ряд костюмами. Большой конверт из плотной почтовой бумаги сразу же привлек внимание, и Юля, не раздумывая, раскрыла его.
– А вот и газета, о которой велась речь… Смотри, Шубин, октябрь 1994 года, газета «Прямая речь». Первый раз вижу это название.
Юля развернула газету и стала искать на ее страницах материал, который мог бы иметь отношение к личности теперь уже покойного господина Зверева, но, просмотрев внимательнейшим образом всю газету от начала и до конца, не нашла ни одного упоминания этой приметной фамилии.
– Игорь, ты что-нибудь
– Дай-ка мне, ты не там смотришь, ты слишком зациклилась на Звереве, а смотреть надо, как мне думается, в криминальной хронике, тем более что Зверев говорил тебе о смерти какой-то женщины.
И вдруг Шубин замер с газетой в руках – взгляд его уткнулся в крошечное сообщение на четвертой странице газеты под заголовком «Криминальная сводка»:
«8 октября в доме по улице Некрасова совершено убийство молодой женщины. Ее обнаружил, вернувшись домой, муж, гр. П. У женщины была отрезана голова. Начато расследование».
Юля, которая прочитала это поверх плеча Шубина, покачала головой:
– Вот это да! И кто же выпускал эту газету? Убери палец… А… – Она закрыла рот рукой. – Павлов. А. Павлов. Игорь, звони скорее кому-нибудь из своих знакомых журналистов и попытайся узнать хоть что-нибудь о Павлове. Неужели это тот самый агент Саша?
Через полчаса ее догадка подтвердилась: двое знакомых журналистов Шубина сказали одно и то же – действительно, Александр Павлов лет пять-шесть тому назад выпускал бульварную газетенку «Прямая речь», которую пару раз закрывали, а редакцию поджигали, поскольку газетка была непростая, носила явно оппозиционный характер и доставила немало хлопот местным властям своими сенсационными разоблачениями. После неудавшегося покушения на его жизнь Павлов закрыл газету и занялся продажей недвижимости. Когда же Шубин попытался их расспросить относительно страшного убийства, совершенного в доме на улице Некрасова, и упомянул о трупе молодой женщины с отрезанной головой, оба журналиста, словно сговорившись, ответили примерно одинаково: не суйся туда. И резко повесили трубку.
– Какие интересные люди живут в нашем городе, – удивилась Юля, которая прослушивала оба разговора через параллельный телефон. – Уверена, если ты сейчас позвонишь еще кому-нибудь, тебе ответят приблизительно то же самое. Черт побери, что же такое произошло с той несчастной женщиной? То, что на квартире гр. П. нашли – как я понимаю теперь, после рассказа Тришкина, – обезглавленный труп вокзальной шлюхи, это ясно как день. Но кому понадобилось это делать и зачем (я имею в виду – подкидывать труп другой женщины вместо настоящей жены гр. П.) – вот в чем вопрос! Игорь, мне необходимо срочно позвонить… Или нет, мне надо навестить кое-кого… Но перед этим давай все сложим на место и уберем. В конверте, между прочим, помимо газеты, еще и доллары, видел? – И Юля, отогнув край конверта, показала Игорю довольно внушительную пачку «зеленых». – Мало ли что… Да и вообще здесь жутко.
Игорь в это время держал в руках паспорт Зверева, который нашел на столе, в хрустальной салатнице.
– Хочешь посмотреть, где господин Зверев жил и был прописан до 1994 года?
– Конечно, хочу.
– Пожалуйста: «Якутия (Саха), Оймяконский район, пос. Дражный…» Тебе это ни о чем не говорит?
– Лишь о том, что до 1994 года Зверев морозил свои уши на Севере…
Шубин перезвонил Крымову:
– Женя, постарайся вспомнить, где мы с тобой могли совсем недавно видеть паспорт с якутской пропиской.