Саймон говорит

Грэй Саймон

Начинающие сыщики дружно встали и направились к выходу.

— Вот не ходил бы ты с этим старым дурнем, Семён, — проворчала им вслед Мирослава, вновь заняв свое место за стойкой. — Небось опять коза с привязи сорвалась, да и съела пирог этот несчастный. А вы тут бучу подняли, словно дети малые.

— Да мы быстренько посмотрим, что к чему и вернемся, — ответил Саймон, мягко выталкивая Петровича за дверь, пока тот опять не брякнул чего обидного.

***

Быстро не получилось. Не успели они выйти на главную улицу и пройти первый двор, как зацепились языком за кумушку, возившуюся в огороде. Пришлось ждать, пока Петрович опять выдаст историю своего ограбления,

причем пирог значительно увеличился в размере. Кумушка сочувственно покивала и вспомнила, что не так давно проходила Светозарова жена в поисках своего рыжего кобеля. Кобель тот характер имел препаскуднейший — постоянно срывался с привязи, носился по деревне, облаивая всех встречных, и так и норовил куснуть кого-нибудь за филей. А уж сколько курей и уток передавил у соседей — вообще не счесть! В общем, если кто и мог свистнуть пирог — так эта наглая рыжая морда.

Выслушав кумушку, Петрович тут же воодушевился и собрался немедленно бежать к Светозару за компенсацией. Пришлось его успокаивать и объяснять, что без доказательной базы предъявлять владельцу кобеля нечего, а значит и компенсации никакой получить не удастся. Старик опять расстроился, но аргументы принял. Попрощавшись с кумушкой, сыщики продолжили свой путь к месту преступления, но пройдя пару дворов, опять зацепились языком. Потом еще раз. Пирог постепенно увеличивался в размерах, а потом вообще превратился в три пирога и миску вареников. В общем, к избе старого охотника, стоявшей на самом краю деревни, они подошли уже далеко за полдень.

У калитки их встретила Варвара Любомировна — жена Петровича.

— Здравствуй, Семён, — степенно произнесла она, укоризненно глядя на парочку. — Спасибо, что привел дурака моего. Опять небось в трактир побежал, горе своё заливать?

— День добрый, Варвара Любомировна. Да он не пил ничего! Мы тут просто… — Саймон замялся.

— Молчи старая! — отрезал Петрович. — Мы сейчас будем эти… как его…

— Следственные мероприятия…

— Во-во! Мероприятия проводить! Найдем ворюгу и покараем по всей строгости! И конписацию сымем!

— Да дался тебе пирог этот! — Всплеснула руками Варвара Любомировна. — Я тебе уже новый испекла, пока ты тут воров искал. Шел бы, поел лучше. И ты Семён, заходи.

— Сначала ворюгу поймаем, а потом есть будем, — уперся охотник. — Слыханное ли это дело, средь бела дня пироги таскать у людей?!

— Ой, да делайте чего хотите! — старушка развернулась, и ушла в дом, бурча себе под нос что-то про двух идиотов, старого и молодого.

— Слушай, Петрович… А может ну его, этот пирог? Жену вот расстроил, — осторожно поинтересовался Саймон, шагая во двор вслед за стариком.

— Ты, Сёма, её не слушай. Не зря в народе говорят — послушай бабу и сделай наоборот. Вот поймаем ворюгу, она и успокоится. Вот!

— Что?

— Вот окно, на котором пирог стоял!

Парочка с пристальным вниманием уставилась на окно, из которого донеслось что-то нелестное в адрес сыщиков-самоучек.

— Петрович, а это что такое? — спросил Грэй, тыкая пальцем в какие-то непонятные потёки, тянувшиеся от подоконника до самой земли.

— Не знаю. Может кобель этот проклятущий слюней напускал? — неуверенно ответил старик.

Под окном, аккурат на уровне потёков, обнаружилось пятно примятой травы, покрытой такой же засохшей слизью. Трава при этом выглядела пожухлой и потемневшей. От пятна отходила едва видимая дорожка всё той же слизи, тянувшаяся до густых зарослей ежевики, что росла вдоль всей наружной ограды.

— Ничего себе напускал! Да тут пруд какой-то!

— Говорю же тебе — пирог шибко вкусный был. Малинка в нем знаешь какая?

Каждая ягодка — с мой кулак! Вот такенная!

Пройдя вдоль едва заметной дорожки слизи, сыщики остановились возле кустов ежевики. След уходил вглубь зарослей и явно вел куда-то за ограду.

— Вот кобелюка проклятый! — опять в сердцах выругался Петрович.

— Да не собака это была, — возразил Саймон. — Это же ежевика. Если бы он тут протискивался, на кустах было бы полно шерсти. А тут ни волосинки — одни слюни.

— Вот умеешь ты, Сёма, человеку радость обломать! — расстроился старик, который в своих мечтах о компенсации уже раздел Светозара до самых порток. — И чего теперь делать будем?

— Посмотрим, куда след тянется. Мало ли, чего найдем.

— Ну давай посмотрим, — согласился Петрович и сбегав куда-то за угол, приволок длинную слегу, которую вставил в кусты на манер флагштока. После этого сыщики вышли на улицу и, ориентируясь на палку, снова взяли след. Дорожка слизи выходила из-под ограды, тянулась по траве до самой дороги, после чего пересекала оную и упиралась в частокол, огораживающий деревню. Здесь опять обнаружилось пожухлое и загаженное пятно, а также потеки на бревнах частокола, словно какая-то здоровенная бешеная улитка пыталась с разбегу преодолеть препятствие и вырваться на свободу. Когда у неё этого не получилось, то «улитка» повернула направо, оставляя за собой все ту же дорожку слизи. Преследователи тоже повернули направо и через пять минут обнаружили себя возле северных ворот в деревню, что, по случаю дневного времени суток, были открыты нараспашку. Словно издеваясь, след уходил за ворота и вел прямиком в поля.

— Мужики, вы чего там потеряли?

Подняв глаза, Саймон увидел двух часовых, которые с интересом смотрели на них со сторожевой вышки.

— Пирог, — ответил он, ощущая себя до крайней степени глупо. Петрович тут же выдал всю историю похищения, благо на этот раз похищенный предмет был всего один, хоть и порядка метра в диаметре.

— Тут кобелюка рыжий не пробегал? — напоследок с надеждой спросил он.

Часовые посовещались, и вспомнили, что кобелюка пробегал еще с утра и убежал в сторону леса, но был ли у него в зубах пирог — сказать не могут.

— Петрович, говорю тебе — не собака это была.

— А вот и посмотрим, — опять уперся охотник, так и не оставивший надежды слупить компенсацию. — Сейчас только за ружьишком сбегаю, и дальше пойдем.

— Ружьё-то тебе зачем?

— Чудак-человек, — уже на ходу бросил Петрович. — Кто же из деревни без ружья выходит? А вдруг случиться чего?

Саймон вздохнул, и достал из кармана сигареты. Прикурил, затянулся. В голове упорно билась мысль о том, что приключение с пирогом явно выходило из-под контроля. Шутки шутками, а бегали они уже полдня, при этом обеспечив деревенских пищей для сплетен минимум на месяц. Осталось только взять рыжего кобеля под стражу и с остатками пирога предъявить Светозару — преступление века раскрыто, справедливость торжествует, народ забрасывает героев цветами и едкими шуточками. Саймон опять вздохнул…

Минут через пятнадцать из калитки появился мрачный Петрович, одетый в походный плащ. За плечами у него болтался сидор, из-за спины выглядывал ствол винтовки, а в руках он тащил какой-то тючок.

— На, одевай и пошли — буркнул охотник, бросая тючок Саймону.

— Это что?

— Это бабка моя совсем рехнулась. Набила еды полный мешок, всучила плащ и говорит: пусть Семён оденется, а то в лесу прохладно. Хрен бы с тобой, говорит, хрыч старый, а вот Сёма у нас мальчик городской — еще простудится. Заодно перекусите по дороге, а то с утра не жрамши.