Сайзвэ Банси мертв
Шрифт:
O'кей.
Сайзвэ берет книжку и садится.
МУЖЧИНА. Я попытаюсь, Бунту.
БУНТУ. Конечно, ты просто должен попытаться, если хочешь остаться и жить.
МУЖЧИНА. Да, но Сайзвэ Банси мертв.
БУНТУ. А что ты скажешь о Роберте Звелинзиме? Об этом бедном неудачнике, на которого я там помочился в темноте. Теперь он снова жив. Это же чудо, парень. Не ахти какое, но… Послушай, если бы мне кто-нибудь предложил исполнение мечты всей моей
МУЖЧИНА. Ты уверен, Бунту?
БУНТУ(серьезно поразмыслив над вопросом). Если б дело касалось только меня… То есть, если бы я был один, если бы не имел никого, о ком надо заботиться, приглядывать, кроме себя самого… может быть, я и предпочел бы платить небольшой налог на гордость. Но если у меня жена и четверо детей, чахнущих понапрасну, и одна единственная жизнь в грязи и бедности под теплым крылышком Кискэновской Программы… если бы я имел четверых ребятишек, которые ждут от меня, от своего отца, что он сделает что-нибудь для их маленьких жизней… э, нет, Сайзвэ…
МУЖЧИНА. Роберт, Бунту.
БУНТУ(раздраженно). К черту! Роберт, Джон, Этол, Уинстон…. Все имена — дерьмо! К черту их, если, поменяв имя, ты можешь получить кусок хлеба, чтобы успокоить желудок, и одеяло, чтобы укрыться зимой. Пойми меня, брат, я не считаю, что гордость не про нас. То, о чем я говорю, — дерьмо, в которое мы макаем нашу гордость, когда обманываем себя, называясь полноценными людьми.
Забери свое имя обратно, Сайзвэ Банси, если это настолько важно для тебя. Но когда в следующий раз услышишь, что белый человек говорит тебе «Джон», не откликайся «Да, мистер?» Или когда белый человек скажет тебе, женатому мужчине: «Мальчик, поди сюда,» — не беги сразу лизать его зад, как все мы делаем. А повернись к нему лицом и ответь: «Эй, ты, белый. Я человек!» Ох-ох, мы вечно обманываем себя. У моего отца была шляпа. Особенная шляпа, парень! Аккуратно завернутая в целлофановый пакет, всю неделю лежала на верхней полке гардероба. Боже, помоги тому ребенку, который рискнул бы тронуть ее! В воскресенье шляпа, перрекочевывала на его голову, и он, человек, полный достоинства, человек, которого я искренне уважаю, выходил на улицу. Но лишь только белый останавливал его: «Иди сюда, каффир!» [7] — что же он делал?
7
Уничтожительное обращение к черным африканцам.
Бунту срывает воображаемую шляпу, мнет ее в руках, согнувшись в три погибели перед белым человеком.
«Что угодно, мистер?»
Если это ты называешь гордостью, тогда я чихал, на нее! Возьмите мою гордость и взамен дайте пищу моим детям.
Пауза.
Послушай, старик, этот бездомный бедолага, Роберт Звелинзима, который валяется там в переулке, — если все, о чем я говорил, и вправду — призраки, — то он сейчас улыбается нам. Сидит здесь, рядом с нами, и говорит: «Удачи, Сайзвэ! Я надеюсь, ваш план сработает.» Ведь он же наш брат, парень.
МУЖЧИНА.
БУНТУ. Как долго? Пока у тебя не возникнут настоящие неприятности. То есть, полицейский участок. Когда отпечатки пальцев отправят в Преторию, чтобы проверить прежние судимости… и когда они всё поймут… Сайзвэ Банси опять оживет, и ты получишь его обратно.
МУЖЧИНА. Бунту, ты представляешь себе, о чем ты сейчас говоришь? Да разве бывает, чтобы у черного человека не было неприятностей? Невероятно, Бунту. Наша кожа — уже неприятность.
БУНТУ(устало). Ты ведь сказал, что хотел попытаться.
МУЖЧИНА. И я попытаюсь.
БУНТУ(берет пальто). Я устал… Удачи, Роберт. Увидимся завтра.
Бунту уходит. Сайзвэ берет паспорт, долго рассматривает его, а затем кладет в задний карман. Находит свою тросточку, газету, свирель, и выходит на авансцену, в круг света от одинокого фонаря. Сайзвэ заканчивает письмо жене.
МУЖЧИНА. Итак, Науту, в настоящее время мои неприятности закончились. На Рождество приезжаю домой. Пока меня не будет, Бунту разработает план предоставления мне вида на жительство. Когда я получу его, ты и дети сможете приезжать сюда, в Порт-Элизабет, и проводить несколько дней со мной. Деньги, что я посылаю тебе, трать бережливо. Если все пойдет хорошо, буду присылать их каждую неделю. Помни, что душой и мыслями я всегда с тобой, моя дорогая жена.
Твой любящий муж,
Сайзвэ Банси.
Закончив письмо, Сайзвэ принимает первоначальную позу для фотографирования. Фотостудия Стайлза. Стайлз стоит за камерой.
СТАЙЛЗ. Так держать, Роберт. Так держать. Еще чуть-чуть. Теперь улыбайтесь, Роберт… Улыбайтесь… Улыбайтесь…
Вспышка аппарата и затемнение.
От редактора
Авторство пьесы заслуживает отдельного комментария. Этол Фугард (род. 1932), преимущественно драматург, представляет эту работу в сотрудничестве с двумя актерами южноафриканской труппы «Актеры Змея», с которой одно время работал сам. Тем самым подчеркивается равноправное сотрудничество белого южноафриканца с черными. Пьеса в свое время послужила вызовом официальной политике апартеида, утверждая самим фактом своего появления общечеловеческие ценности, оскорблявшиеся этническим и политическим сепаратизмом. При постановке пьесы Фугард отводил себе скромную роль «писца», в меньшей степени автора, нежели простого секретаря, записывающего за актерами их реакции словом и действием, выводящего из них тематические ситуации и эмоции, далеко, вместе с тем, не чуждые личному опыту актеров. Хотя детали пьесы развивались из большого количества импровизаций, «окончательная драматическая структура,» признавал Фугард, «была на моей совести». Пьеса, таким образом, стала своеобразным продолжением традиций театра Бернарда Шоу и МХАТа. Данная версия пьесы остается целиком на совести переводчика.