Сбежавшее лето

Бодэн Нина

Но он не обернулся.

Она подождала, пока он скрылся из виду, потом, нагнувшись, загляну­ла под кабину и позвала мальчика. Он сидел уже не у дальнего конца, а возле самой ступеньки. Она даже удивилась, застав его так близко. Слов­но он подслушивал.

— Давай вылезай,— сказала она.— Все в порядке. Он ушел.

Она протянула ему руку, и, к ее изумлению, он, протянув свою, позво­лил ей помочь ему. Стоя, он был почти одного с ней роста, но худее, а кисти рук и лицо были у

него такими тонкими и маленькими, что она по­чувствовала себя неуклюжей. Усадив его на ступеньки, она с помощью но­сового платка и соленой воды из ведра помогла ему умыться.

— Ты, наверное, голоден?—спросила она.— Прежде всего тебе нужно поесть немного, не то тебя снова вырвет. Просто чтобы подкре­питься. Тебя, наверное, укачало еще в лодке. Я один раз плыла на паро­ходе во Францию, и мне все время было плохо. А бывает, что меня то­шнит, как говорит тетя Элис, просто от перевозбуждения. Ничего, по­спишь — и сразу тебе станет лучше. Можешь спать у нас в кабине, я по­стелю на пол полотенца, чтобы тебе было удобнее, а потом я придумаю, что делать, потому что ты ведь, наверное, не хочешь попасть в тюрьму или отправиться обратно в Пакистан, правда? Поэтому веди себя хорошо, лежи тихо, не шуми и старайся не бояться...

Она выполоскала платок в ведре. Теперь мальчик стал чистым, от него не воняло, но рубашка у него была мокрой, облепляла грудь, и он дрожал от поднявшегося к вечеру ветра.

— Лучше сними рубашку,— посоветовала она.— От сырой рубашки можно заболеть. Я дам тебе мою фуфайку. Она тебе немного велика, зато станет сразу теплее...

Но он только смотрел на нее и молчал. Она вздохнула: что толку с ним говорить, когда он ничего не понимает? Тем не менее все равно при­дется рано или поздно решить, как поступить с ним дальше.

Она вылила воду из ведра и положила сушить платок на камни. Солн­це уже совсем скрылось, и лишь над горизонтом еще тянулась светло-желтая полоса. Небо было покрыто легкими перистыми облаками и каза­лось мраморным. Наступило время ужина, ей пора домой. Опоздай она хоть на десять минут, тетя Элис начнет волноваться, а если тетя Элис волнуется, она способна позвонить в полицию.

Еще раз вздохнув, Мэри повернулась к мальчику.

Он снял свой пиджак и теперь расстегивал рубашку.

Сначала она даже не придала значения этому факту, ибо мысли ее были заняты тетей Элис и полицией. И вдруг ее словно громом пора­зило.

— Значит, ты все время понимал, о чем я говорю?

Он ничего не ответил. На его личике не было никакого выражения, словно он снял его вместе с рубашкой. Он протянул тонкую дрожащую руку за ее фуфайкой, и, только когда она, сняв с себя фуфайку, отдала ему ее и он через голову натянул ее на себя,

он, наконец, заговорил.

— Я не из Пакистана,— сказал он.

Мэри, стояла раскрыв рот и смотрела на него.

— Я из Кении. Меня зовут Кришна Патель. И я британский поддан­ный.

Он стоял в ее фуфайке и больше не выглядел ни худым, ни испуган­ным, а, скорей, сердитым и гордым. И вдруг Мэри тоже рассердилась. Какой обманщик! Она припомнила, как утешала его, успокаивала, говори­ла так ласково, как ни за что не стала бы говорить с человеком, который понимал по-английски, и сразу почувствовала себя униженной и оскорблен­ной.

— Гадкий ты мальчишка! — прошипела она. — Ты поступил подло!

И она с угрозой сделала шаг к нему, но он не отступил, а стоял, как стоял, и только глаза его расширились от удивления.

— Зачем же ты притворялся? —спросила она.

Но не успел он ответить, как из прохода между кабинами прямо на них выскочил Саймон. Он задыхался и так побледнел, что веснушки у него на лице казались выпуклыми.

— Идут!—еле выговорил он.— Идут по пляжу...

И так как Мэри с мальчиком оставались неподвижными, он схватил мальчика за плечи и втолкнул его в кабину.

— Прячься за дверь! — скомандовал он.

5 НАПЕРЕКОР ЗАКОНУ...

Поэтому, когда полицейские, держа дол­гий путь по пляжу, подошли к кабине, перед ними на ступеньках, что вели к открытой двери, сидели двое детей и перебирали ракушки.

Вид у этих детей был самый безобидный. Единственно странным могло показаться то обстоятельство, что они не подняли глаз, даже когда полицейские остановились прямо перед ними.

— Ты уж, пожалуй, вырос для ракушек, а, Саймон?—заметил один из них.

Голос его звучал по-дружески, но взгляд был цепким. Затем он по­смотрел поверх их голов прямо, в кабину.

Мэри заметила, как сжалась в кулак лежавшая на коленях рука Сай­мона, и поняла, что он сейчас зальется краской. Она попыталась помешать ему, изо всех сил повторяя про себя: «Не красней! Не красней!», но ничего у нее не получилось. Сначала покраснела шея, потом лицо до самых корней волос.

— О, мистер Питере! — постарался удивиться он.— А я вас и не заме­тил! Это мой друг Мэри. Я помогаю ей разбирать ракушки.

Слова его звучали так неправдоподобно, что Мэри пришла в отчаяние.

— У нас в школе будет выставка,— решила она выручить его,— под названием «Жизнь побережья». Мне дали задание собрать морские водо­росли, ракушки и все такое прочее. Ужасно это скучное занятие, поэтому я долго ничего не делала, и вот теперь Саймон вынужден мне помогать.