Сбежавший король
Шрифт:
– Не думал, что ты захочешь сюда прийти.
Я повернулся и увидел, как Мотт спускается по лестнице. Он подошел ко мне и скрестил руки на груди.
– Я тоже не думал, – сказал я.
– Знаешь, здесь, в этой комнате, я перешел на твою сторону. Именно здесь исчезла вся моя вера в Коннера.
– Как ты вообще мог работать на него, Мотт?
– Я не знаю. И клянусь, я не знал о его самых страшных преступлениях.
– Он никогда
Мотт задумался ненадолго, а потом сказал:
– За неделю до убийства королевской семьи Коннер упомянул, что твой отец все меньше доверяет регентам и поэтому потребовал обыскивать их перед каждым визитом в замок. Тогда я не придал этому значения, но теперь уверен, что это усложнило его план. Если бы я знал, я остановил бы его.
Я кивнул и пнул ногой землю.
Он долго молчал, потом добавил:
– Джерон, ты можешь простить меня за то, что здесь произошло?
– Ты бил Сейджа, а не Джерона. – Он покачал головой, не понимая, тогда я спросил: – Ты просишь прощения, потому что я теперь Джерон, потому что – король? Ты просил бы прощения, если бы я был всего лишь Сейджем?
Теперь Мотт понял. Он отвернулся от меня и начал расстегивать рубашку.
– Помнишь, как Тобиас ранил тебя в спину? Ты сказал, что порезался оконным стеклом.
Это была откровенная ложь, о которой я жалел до сих пор. Но это был единственный способ заставить Тобиаса отказаться от идеи стать принцем.
– Тогда тебя за это всего лишь лишили обеда, а Тобиаса вообще не наказали, – продолжал Мотт. – Когда Коннер узнал, что я пытался от него это скрыть, он наказал меня вот этим.
Мотт поднял рубашку и показал на спине шрам от удара, не такой глубокий, как мой, но точно оставшийся от серьезной раны – на него даже смотреть было больно. Показав мне его, он снова опустил рубашку. И, все еще не глядя на меня, продолжил:
– Это я получил ради Сейджа, не ради Джерона. – Он ушел прежде, чем я успел что-нибудь сказать, хотя у меня и так не было слов.
Я снова встретил его только вечером, в маленькой столовой Коннера. Тобиас с кухаркой делали последние приготовления к ужину, так что Мотт был один. Он встал, когда я вошел, мы стояли друг напротив друга и не могли посмотреть друг другу в глаза.
После краткого молчания я сказал:
– Сейчас я жив лишь благодаря тому, что многое в жизни делал неправильно. Мои преступления спасли меня, но я никогда не хотел, чтобы за них страдали другие.
Мотт печально посмотрел
– Джерон…
– Никогда больше не проси у меня прощения за то, что случилось в подвале, – мне было очень трудно это сказать, но я продолжил: – И позволь мне попросить у тебя прощения.
– В этом нет необходимости.
– Может быть, пока нет, – я взглянул на него. – Но она будет.
– Я знаю, что ты принял какое-то непростое решение, – сказал Мотт. – Но мы друзья. Мне ты можешь рассказать все.
Я покачал головой.
– Нет, Мотт. Не все. Именно потому, что мы друзья.
Тут вошел Тобиас с тремя мисками тушеного мяса на подносе. Если он и почувствовал неловкость нашего молчания, то не показал этого.
– Хлеба нет, потому что у кухарки не было времени его печь, – объяснил Тобиас, подавая мне самую большую миску.
– Этого хватит, – сказал я. – Садитесь, вы оба. Давайте поужинаем как друзья.
Но время все равно тянулось в томительном молчании, пока Тобиас не спросил:
– Ты удивился, когда увидел вчера Родена?
– Удивился так, что сердце замерло, – сказал я. – Я хотел встретиться с ним на своих условиях, а не на его.
Тобиас кивнул.
– Надо было убить его в ту ночь, когда тебя короновали, когда вы сражались в тоннеле. Почему ты отпустил его?
Я прожевал кусок мяса и сказал:
– До прошлой ночи я не думал, что он собирается причинить мне вред. Но теперь все изменилось.
– Роден хочет лишь одного: стать главным, – сказал Тобиас. – Если для этого ему надо тебя ранить, он это сделает. Может быть, Грегор прав в том, что тебе надо спрятаться.
Я изумленно взглянул на него.
– Неужели ты думаешь, что я такой трус?
– Хватит об этом! – Мотт бросил свою ложку. – Если ты настаиваешь на том, чтобы мы не кланялись тебе как королю, я буду к тебе относиться как к упрямому мальчишке, кем ты на самом деле и являешься. Зачем мы здесь? Я требую от тебя ответа.
– Или что? – Я усмехнулся и скрестил руки. – Я могу победить тебя в сражении на мечах, и мы оба знаем, что будет, если ты запрешь меня в комнате.
– Зачем такие сложности? – Мотт тоже скрестил руки. – Я просто перестану с тобой дружить.
Я еще шире усмехнулся.
– Серьезная угроза.
– И даже хуже. Буду обращаться к тебе в соответствии с титулом, молча закатывать глаза, слушая твои приказы, и игнорировать оскорбления.