Сбежавший король

Нельсен Дженнифер А.

Именно так я и думал.

– Мы выжили бы лишь для того, чтобы погибнуть, – пробормотал я. – А что, если бы мы первыми напали на пиратов?

Грегор покачал головой.

– Пираты прячутся в Авении. Чтобы добраться до них, нам пришлось бы объявить ей войну. Два врага – Варган и пираты – сообща способны уничтожить Картию в считанные недели. Что бы ни сделали вам сегодня пираты, нашим ответом не может быть война.

Мне же даже мысль о войне была невыносима. Еще ужаснее было осознавать, что мы настолько не способны

защитить себя. Отец, всегда боявшийся войны, относился к армии как к украшению парадов, а не как к воинам. Моя мать всегда понимала, чем это нам грозит, но даже она была не в силах перебороть его страх перед битвой. Хуже всего было осознавать, что, если бы отец был жив, мы с ним никогда не пришли бы к взаимопониманию. Мы лишь разочаровали бы друг друга еще сильнее.

Я поблагодарил Грегора, сказал, что сам найду дорогу в свою комнату и буду ждать его завтра утром.

Я пошел дальше, но, добравшись до первого же укромного угла, прислонился спиной к стене, чтобы отдышаться. Коннер, возможно, был прав в одном: я никогда не был так одинок, и положение мое никогда не было таким отчаянным. Каждое мгновение этой ночи подталкивало меня все ближе к смерти, и шансов выжить становилось все меньше. Я все яснее понимал, что должен сделать, но знал, что это мне не удастся. Так или иначе, надо было встретиться с пиратами.

6

Когда я пришел, Мотт и Тобиас уже ждали у дверей в мою спальню. Увидев меня, они поклонились. Я был не против того, чтобы все в замке мне кланялись, но все еще не мог привыкнуть, что они это делают.

Тобиас был последним из бездомных мальчишек, которых собрал у себя Коннер. Мотт был раньше слугой Коннера, и они с Тобиасом причинили мне немало мучений в Фартенвуде. Если вспомнить, какие отношения связывали нас тогда, было бы странно теперь называть их друзьями. Месяц назад я послал мальчишек через всю Картию на поиски Родена, но только теперь понял всю глупость этого поручения.

Тобиас был выше меня ростом, волосы у него были темнее, и до того, как я потерял аппетит, он был более худощавым, чем я. Мотт был выше Тобиаса на голову, почти совершенно лысый, загорелый, жилистый, с вечно нахмуренными бровями.

Мотт сразу уставился на мою перевязанную руку, и брови его еще больше сдвинулись.

– Ты ранен, – сказал он.

– Это ерунда, – сказал я. – Когда вы вернулись?

– Только что. – Мотт не сводил глаз с моей руки. – Похоронная служба уже заканчивалась, когда мы пришли. Очевидно, что ты там не был.

– Я там не был никому нужен. Все оплакивали власть, которую потеряли, и им было не до сочувствия. – Я повернулся к Тобиасу и заметил темные круги у него под глазами. – Ты выглядишь усталым. Давно не спал?

– Так себе.

– Иди отдохни, – сказал я. – Мотт вкратце мне все расскажет, об остальном поговорим завтра. – Я подтолкнул его. – Иди, Тобиас.

Он

снова поклонился.

– Спасибо, Ваше Величество.

– Я Джерон. Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы называть как-то иначе.

– Спасибо… Джерон. – Тобиас откланялся.

Мотт хмуро поглядел на меня.

– Тебе не следовало упрекать его в том, что он назвал тебя твоим титулом.

– Если это мой титул, тебе тем более не стоит меня ни в чем упрекать, – резко ответил я.

– Меня предупредили, что ты в ужасном настроении, но я не думал, что настолько.

– Какой день, такое и настроение, – сказал я.

Выражение его лица смягчилось, он сказал:

– Что произошло?

Слуга, все это время стоявший у открытой двери, делал вид, что он не живой человек, а статуя, однако было очевидно, что он ловил каждое наше слово. Я сказал Мотту:

– Давай поговорим где-нибудь, где не так много любопытных ушей.

Мотт вошел со мной в комнату. Для меня уже были приготовлены ночная сорочка и халат. С одной стороны, мне безумно хотелось зарыться в плюшевые одеяла и попытаться проспать до конца этой жуткой ночи. С другой – я не понимал, как вообще смогу когда-нибудь заснуть.

Мотт плотно закрыл двери, после чего оторвал мой окровавленный рукав и спросил:

– Кто это сделал?

– Похоже, у меня даже меньше друзей, чем я думал.

Мотт фыркнул, размотал повязку и осмотрел рану.

– Нужно обработать спиртом.

– Все не так плохо.

– Довольно плохо. К счастью, это не та рука, в которой ты держишь меч.

– Я держу его обеими. – Я родился левшой, но отец настаивал, чтобы я развивал правую руку. В детстве это меня раздражало, но когда я стал старше, способность держать оружие как правой, так и левой оказалась весьма ценной. – Какое это имеет значение?

– Я слышал, что король каждую свободную минуту проводит за упражнениями с мечом во дворе замка. С чего бы это?

– Девушкам это нравится. – Мотт усмехнулся, а я добавил: – Все просто. Я последние четыре года не практиковался.

– Это единственное, что у тебя оказалось простым.

– О-о! – я отдернул руку, когда он прикоснулся к ране. – Что ты делаешь! Прекрати!

– Промываю рану. В следующий раз, когда тебя ранят, постарайся не занести грязь.

– В следующий раз я позову кого-нибудь, кто не будет ковыряться в ране, как в печной трубе.

Мотт раздраженно проговорил:

– Скажи спасибо, что я терплю тебя. Я-то надеялся, что, став королем, ты избавишься от своих дурных манер.

– Интересно. Отец надеялся добиться того же самого, лишив меня титула. – Немного успокоившись, я сказал: – Теперь расскажи о вашем путешествии.

Он пожал плечами.

– После коронации мы вели Родена до самой Авении. Мы считаем, что он вернулся в Картию, хотя полной уверенности в этом у нас нет.