Сбиться с пути
Шрифт:
— Я уверена, что они просто уехали на один вечер и скоро вернутся обратно. — Дженни казалось невероятным, что она способна поддерживать обычную беседу. Ей хотелось выть от горя, броситься на пол и рвать на себе волосы.
— Около их дома дежурит полицейский, чтобы привезти их сюда.
Дженни закусила губу:
— Они будут напуганы. Они потеряли младшего сына всего лишь несколько месяцев назад.
Сестра сочувственно покачала головой и вздохнула.
— Почему бы вам не присесть здесь и не подождать немного, — заметила она, указывая на комнату для посетителей. — Я уверена, что мы скоро узнаем
Как автомат, на ватных ногах Дженни прошла в комнату и села на диванчик. Она обязана была бы сама отправиться к дому Хендренов, чтобы к тому времени, когда они окажутся там, лично сообщить им печальные новости об аварии. Но Дженни просто не могла оставить Кейджа. Не могла! Она должна была находиться здесь и мысленно транслировать свою любовь и поддержку сквозь больничные стены в операционную, где в данный момент он отчаянно сражался за жизнь.
Ведь жизнь его являлась священной для нее, бесценной, незаменимой… Неужели он не знал этого? Как он мог…
Господи, и она, она сама, позволила ему думать о себе самое худшее. Так же как его родители, которые оттолкнули его от себя в ночь похорон Хола, она жестоко отвергла его, когда он раскрыл ей сердце. Да, Хендрены не имели ни малейшего понятия о том, что творится в душе Кейджа, они даже не догадывались о той боли, которую всю жизнь причиняли ему своим поведением, но она — она знала его гораздо лучше.
Сколько уже раз он сомневался в ценности своей жизни? Разве не заигрывал он со смертью всякий раз, когда смущал своим вызывающим поведением полицию или когда мчался по шоссе с жуткой скоростью? Неужели не понятно, что все его знаменитые, отчаянные выходки имели под собой цель лишь привлечь к себе внимание, которого он был лишен всю жизнь?
«О, Кейдж, прости, прости меня. Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю. Ты самый важный во всем мире человек для меня».
— Мисс Флетчер?
Она подпрыгнула, услышав свое имя. Ее глаза были сосредоточенно закрыты, когда она молилась, умоляя Господа сохранить жизнь Кейджа. Она уже ожидала увидеть склонившееся к ней с участием лицо доктора. Однако обращавшийся к ней мужчина был одет в полицейскую форму.
— Да?
— Я так и подумал, что это вы, — сказал он. — Я помощник шерифа Роулинс. Это я говорил с вами по телефону.
Она смахнула слезы с лица:
— Да, да, конечно, я помню.
— Со мной мистер Хэнкс. Это его семью спас Кейдж.
Дженни впервые обратила внимание на мужчину, стоявшего позади помощника шерифа. Мужчина подошел поближе. Его рабочая одежда и грубые ботинки резко контрастировали с чистотой и стерильностью больничного коридора. Глаза его казались красными от слез, его голова с сильными залысинами скромно и смущенно опущена.
«Спас»? — слабым и тихим голосом повторила Дженни. — Я не понимаю.
— Его жена и дети были в той машине, которая застряла на путях. Кейдж подъехал к ним сзади и подтолкнул. Он успел вовремя. Конечно, машинист видел, что произошло, и постарался затормозить поезд, но у него уже не было времени совсем остановить его. — Помощник шерифа неловко прокашлялся. — Хорошо, что он столкнулся с поездом со стороны пассажирского сиденья, и ему чертовски повезло, что он сидел не за рулем своего «корвета». Тот бы расплющило, как букашку.
Кейдж
Новая волна слез полилась из глаз Дженни. Он пытался спасти чью-то жизнь. Если он умрет, он будет героем, а не самоубийцей. Она повернулась к мистеру Хэнксу:
— С вашей семьей все в порядке?
Он кивнул:
— Они все еще не пришли в себя от потрясения, но благодаря мистеру Хендрену живы. Я бы хотел лично выразить ему свою благодарность. Я молю Бога, чтобы мистер Хендрен поскорее выкарабкался из этой передряги.
— И я молю Его о том же.
— Знаете, — смущенно проговорил Хэнкс, покачав опущенной головой и понурив плечи. — Я всегда думал плохо о Кейдже Хендрене из-за тех историй, что ходили о нем в округе. Его пьянство, женщины и все такое. Он гонял по городу на этих своих роскошных машинах, как демон, вырвавшийся из ада. Я считал, что он чертовски глупо рискует своей жизнью, вытворяя такие фокусы. — Хэнкс вздохнул. — Полагаю, жизнь преподнесла мне суровый урок, что нельзя возводить на человека напраслину, не зная его толком. Он был вовсе не обязан выезжать на те пути и выталкивать машину моей жены из-под колес несущегося поезда. Но он сделал это. — Глаза мистера Хэнкса снова наполнились слезами. Взволнованный, он закрыл лицо руками.
— Почему бы вам уже не отправиться домой, мистер Хэнкс, — вежливо заметил Роулинс, положив руку ему на плечо.
— Спасибо вам, мистер Хэнкс, — сказала на прощание Дженни.
— За что? Если бы не эта моя старая несчастная машина…
— В любом случае спасибо, — мягко заметила она.
Хэнкс торжественно и ободряюще кивнул Дженни, прежде чем помощник шерифа успел увести его к лифту.
Предсказания дежурной сестры о том, что они скоро услышат что-нибудь о состоянии Кейджа, не оправдывались. Дженни одиноко сидела в комнате для посетителей. Никто так и не вышел из операционной, чтобы рассказать о Кейдже.
Она просидела там уже почти два часа, когда двери лифта внезапно распахнулись и в приемной оказались Боб и Сара. В глазах у них застыл испуг, лица были исполнены беспокойством и едва сдерживаемой скорбью.
Дженни смотрела, как они подошли к столу дежурной по отделению и представились. Они получили тот же вежливый, успокоительный ответ, что и она. Поддерживая друг друга, они отправились в темный угол комнаты. Однако, увидев Дженни, остановились как вкопанные.
В первую минуту Дженни уставилась на них возмущенным взглядом. Выражение ее лица, казалось, говорило: «Вы не любили его, а теперь пришли поплакать у его смертного одра».
Однако она не могла обвинять их, забывая о собственном поведении. Если бы она не боялась нарушить свою устоявшуюся, мирную жизнь, она бы признала любовь к Кейджу много лет назад.
И сегодня, сегодня, когда Кейджу так нужно было сознавать, что он прощен и что она любит его, она отвергла его извинения. Ирония заключалась в том, что ему пришлось просить прощения за то, что любил ее, за то, что подарил ей самую прекрасную, самую волшебную ночь в ее жизни. А она даже не смогла простить его! Да как можно обвинять Хендренов в невнимании, если она поступила гораздо более страшно?