Сборник 3 ЗОЛОТЫЕ ЯБЛОКИ СОЛНЦА

Брэдбери Рэй Дуглас

— А что у вас? Тот самый амонтильядо, которым вы так хвастались?

— 1876 года.

— Ну что ж, пригубим.

Термос открывают, горячая жидкость льется в крышку.

— Прошу, — говорит старик.

— Спасибо. Ваше здоровье. — Продюсер пьет. — Здорово. Чертовски здорово!

— Может, он больше похож на кофе, но я клянусь, что лучшего амонтильядо еще никто не пил.

— Согласен.

Они стоят под луной, окруженные городами всего мира, пьют горячий напиток, и вдруг старик вспоминает.

— А ведь есть старая песня, она как раз подходит к случаю, застольная, кажется. Все мы, что живем на лугу, поем ее, когда есть настроение, когда я все слышу и

ветер звучит как музыка. Вот она:

Нам всем домой по пути, Мы все заодно! Мы все заодно! Нам всем по пути, домой по пути, Нам незачем врозь идти, Мы будем всегда заодно, Как плющ, и стена, и окно.

Они допивают кофе в Порт-о-Пренсе.

— Эй, — вдруг говорит продюсер — Осторожно с сигаретой! Так можно весь мир поджечь!

Оба смотрят на сигарету и улыбаются.

— Я буду осторожен, — обещает Смит.

— Пока, — говорит продюсер. — Сегодня я бесповоротно опоздал на вечеринку.

— Пока, мистер Дуглас.

Калитка отворяется и затворяется, шаги стихают, лимузин ворчит и уезжает, освещенный луной, оставляя города на лугу и старого человека, который стоит за оградой и машет на прощанье рукой.

— Пока, — говорит ночной сторож.

И снова лишь ветер…

Мусорщик

The Garbage Collector 1953 год Переводчик: Л.Жданов

Вот как складывался его рабочий день.

Он вставал затемно, в пять утра, и умывался тёплой водой, если кипятильник действовал, а то и холодной. Он тщательно брился, беседуя с женой, которая возилась на кухне, готовя яичницу, или блины, или что там у неё было задумано на завтрак. К шести он ехал на работу и с появлением солнца ставил свою машину на стоянку рядом с другими машинами. В это время утра небо было оранжевым, голубым или лиловым, порой багровым, порой жёлтым или прозрачным, как вода на каменистом дне. Иногда он видел своё дыхание белым облачком в утреннем воздухе, иногда не видел. Но солнце продолжало подниматься, и он стучал кулаком по зелёной кабинке мусоровоза. Тогда водитель, крикнув с улыбкой "хелло!", взбирался с другой стороны на сиденье, и они ехали по улицам большого города туда, где ждала работа. Иногда они останавливались выпить чашку чёрного кофе, потом, согревшись, ехали дальше. Наконец приступали к работе: он выскакивал перед каждым домом из кабинки, брал мусорные ящики, нёс к машине, поднимал крышку и вытряхивал мусор, постукивал ящиком о борт, так что апельсиновые корки, дынные корки и кофейная гуща шлёпались на дно кузова, постепенно его заполняя. Сыпались кости от жаркого, рыбьи головы, кусочки зелёного лука и высохший сельдерей. Ещё ничего, если отбросы были свежие, куда хуже, если они долго лежали. Он не знал точно, нравится ему работа или нет, но так или иначе, это была работа и он её выполнял добросовестно. Иногда его тянуло всласть поговорить о ней, иногда он совершенно выкидывал её из головы. Иногда работа была наслаждением — выедешь спозаранок, воздух прохладный и чистый, пока не пройдёт несколько часов и солнце начнёт припекать, а отбросы — вонять. И вообще, работа как

работа: он был занят своим делом, ни о чём не беспокоился, безмятежно смотрел на мелькающие за дверцей машины дома и газоны, наблюдая повседневное течение жизни. Раз или два в месяц он с удивлением обнаруживал, что любит свою работу, что лучшей работы нет во всём мире.

Так продолжалось много лет. И вдруг всё переменилось. Переменилось в один день. Позже он не раз удивлялся как работа могла настолько измениться за каких-нибудь несколько часов.

Он вошёл в комнату, не видя жены и не слыша её голоса, хотя она стояла тут же. Он прошёл к креслу, а она ждала и смотрела, как он кладёт руку на спинку кресла и, не говоря ни слова, садится. Он долго сидел молча.

— Что-нибудь стряслось? — Наконец её голос проник в его сознание. Она спрашивала в третий или четвёртый раз.

— Стряслось? — Он посмотрел на женщину, которая заговорила с ним. Ну конечно, это же его жена, он её знает, и это их квартира, с высокими потолками и выгоревшими обоями. — Верно, стряслось, сегодня на работе.

Она ждала.

— Когда я сидел в кабине моего мусоровоза. — Он провёл языком по шершавым губам и закрыл глаза, выключая зрение, пока не стало темно-темно — ни малейшего проблеска света, как если бы ты среди ночи встал с постели в пустой тёмной комнате. — Я, наверно, уйду с работы. Постарайся понять.

— Понять! — воскликнула она.

— Ничего не поделаешь. В жизни со мной не случалось ничего подобного. — Он открыл глаза и соединил вместе похолодевшие пальцы. — Это нечто поразительное.

— Да говори же, не сиди так!

Он вытащил из кармана кожаной куртки обрывок газеты.

— Сегодняшняя, — сказал он. — Лос-анделеская "Таймс". Сообщение штаба гражданской обороны. Они закупают радиоустановки для наших мусоровозов.

— Что ж тут плохого — будете слушать музыку.

— Не музыку. Ты не поняла. Не музыку.

Он раскрыл огрубевшую ладонь и медленно стал чертить на ней ногтем, чтобы жена увидела всё, что видел он.

— В этой статье мэр говорит, что в каждом мусоровозе поставят приёмники и передатчики. — Он косился на свою ладонь. — Когда на наш город упадут атомные бомбы, радио будет говорить с нами. И наши мусоровозы поедут собирать тела.

— Что ж, это практично. Когда...

— Мусоровозы, — повторил он, поедут собирать тела.

— Но ведь нельзя же оставить тела, чтобы они лежали? Конечно, надо их собрать и...

Её рот медленно закрылся. Глаза моргнули, один раз. Он следил за медленным движением её век. Потом, механически повернувшись, будто влекомая посторонней силой, она прошла к креслу, помедлила, вспоминая, как это делается, и села, словно деревянная. Она молчала.

Он рассеяно слушал, как тикают часы у него на руке.

Вдруг она засмеялась.

— Это — шутка!

Он покачал головой. Он чувствовал, как голова поворачивается слева направо и справа налево — медленно, очень медленно, как и всё, что происходило сейчас.

— Нет. Сегодня они поставили приёмник на моём мусоровозе. Они сказали: когда будет тревога, немедленно сбрасывай мусор где придётся. Получишь приказ по радио, поезжай куда скажут и вывози покойников.

На кухне зашипела, убегая, вода. Жена подождала пять секунд, потом оперлась одной рукой о ручку кресла, встала, добрела до двери и вышла. Шипение прекратилось. Она снова появилась на пороге и подошла к нему; он сидел неподвижно, глядя в одну точку.

— У них всё расписано. Они поставили взводы, назначили сержантов, капитанов, капралов, — сказал он. — Мы знаем даже, куда свозить тела.