Сборник 6 ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ТЕЛО ПОЮ!
Шрифт:
– Знаю, – согласился Чарли Мур наконец. Фергюсон все раздумывал над близкой судьбой.
– Каких-то три сотенки ярдов. Совсем ведь немного, а?.. Городишко у нас в ширину ярдов сто, стало быть, еще двести. Двести ярдов от нового супершоссе. От тех, кому нужны гайки, болты или, допустим, краска. Двести ярдов от шутников, которым посчастливилось убить в горах оленя или, на худой конец, бродячего кота и которые нуждаются в услугах единственного первоклассного набивщика чучел на всем побережье. Двести ярдов от дамочек, которым приспичило купить аспирин… – Он показал глазами на аптеку. – Сделать укладку… – Посмотрел на полосатый
Молча они докончили перечень, скользя взглядом по магазинчикам, лавкам, киоскам.
– Может, еще не поздно?
– Не поздно, Чарли? Да черт меня побери! Бетон уже уложен, схватился и затвердел. На рассвете снимут с обоих концов ограждение. Может, сам губернатор ленточку перережет. А потом… В первую неделю, пожалуй, кто-нибудь и вспомнит Оук Лейн. Во вторую уже не очень. А через месяц? Через месяц мы для них будем мазком старой краски справа, если давишь железку на север, или слева, если на юг. Вон Оук Лейн, припоминаешь?.. Город-призрак… Фюить! И нету…
Чарли выждал – сердце отмерило два-три удара – и спросил:
– Фред!.. А что ты собираешься делать дальше?
– Побуду здесь еще немножко. Набью десяток птичьих чучел для наших, местных. А потом заведу свою консервную банку, выведу ее на новое супершоссе и помчусь. Куда? Да никуда. Куда-нибудь. И прости-прощай, Чарли Мур…
– Спокойной ночи, Фред. Желаю тебе соснуть…
– Что-о? И пропустить Новый год в середине июля?.. Чарли пошел своей дорогой, и голос за ним затих.
Он добрался до парикмахерской, где за зеркальной витриной возлежали на трех креслах три клиента и над ними склонились три усердных мастера. Машины, пробегающие по шоссе, бросали на все это яркие блики. Будто между парикмахерской и Чарли плыл поток гигантских светляков.
Чарли вошел в салон, и все к нему обернулись.
– Есть у кого-нибудь какие-нибудь идеи?..
– Прогресс, Чарли, – сказал Фрэнк Мариано, продолжая орудовать гребенкой и ножницами, – это идея, которую не остановишь другой идеей. Давайте выдернем этот городишко со всеми потрохами, перенесем и вроем у новой трассы…
– В прошлом году мы прикидывали, во что бы это обошлось. Четыре десятка лавок – в среднем по три тысячи долларов, чтобы перетащить их всего-то на триста ярдов…
– И накрылся наш гениальный план, – пробормотал кто-то сквозь горячий компресс, задавленный неотразимостью фактов.
– Один хорошенький ураган – и переедем бесплатно… Все тихо рассмеялись.
– Надо бы нам сегодня отпраздновать, – заявил человек из-под компресса. Он сел прямо и оказался Хэнком Саммерсом, бакалейщиком. – Выпьем по маленькой и погадаем, куда-то нас занесет через год в это время…
– Мы плохо боролись, – сказал Чарли. – Когда все начиналось, нам бы навалиться всем миром…
– Какого дьявола! – Фрэнк состриг у клиента волос, торчавший из большого уха. – Если уж времена меняются, то дня не проходит, чтоб кого-то не зацепило. В этом месяце, в этом году пришел наш черед. Следующий раз нам самим что-нибудь понадобится, и плохо придется кому-то другому. И все во имя Великого Американского Принципа Давай-Давай… Слушай, Чарли, организуй отряд добровольцев. Поставьте на новом шоссе мины. Только поосторожнее. А то будешь пересекать проезжую часть, чтоб заложить взрывчатку,
Опять рассмеялись, но быстро смолкли.
– Посмотрите, – сказал Хэнк Саммерс, и все посмотрели. Он говорил, обращаясь к засиженному мухами отражению в стареньком зеркале, как бы пытаясь всучить зазеркальному близнецу половинчатую свою логику. – Прожили мы тут тридцать лет, и вы, и я, и все мы. А ведь не помрем, если придется сняться. Корешков-то мы, помилуй бог, глубоких не пустили… И вот выпускной вечер. Школа трудностей выкидывает нас под зад коленом безо всяких там «извините, пожалуйста» и «что вы, что вы, не стоит». Ну что ж, я готов. А ты, Чарли?..
– Я хоть сейчас, – сообщил Фрэнк Мариано. – В понедельник в шесть утра загружаю свою парикмахерскую в прицеп – и вдогонку за клиентами со скоростью девяносто миль в час!..
Раздался смех, похожий на последний смех дня, и Чарли повернулся величественно и бездумно и вновь очутился на улице.
А магазины все еще торговали, и огни горели, и двери были раскрыты настежь, словно хозяевам до смерти не хотелось домой, по крайней мере пока течет мимо эта река людей, металла и света, пока они движутся, мелькают, шумят привычным потоком, и кажется невероятным, что на этой реке может тоже настать сухой сезон…
Чарли тянул время, переходил от лавки к лавке, в молочном баре выпил шоколадный коктейль, в аптеке, где мягко шуршащий деревянный вентилятор перешептывался сам с собою под потолком, купил совершенно ненужную пачку писчей бумаги. Он шлялся как бродяга – крал кусочки Оук Лейна на память. Задержался в проулке, где по субботам торговали галстуками цыгане, а продавцы кухонной утвари выворачивали свои чемоданы в надежде привлечь покупателей. Наконец добрался до бензоколонки – Пит Бриц сидел в яме и ковырялся в немудреных грубых потрохах безответного «форда» модели 1947 года.
И только после десяти, будто по тайному сговору, в лавках стали гасить огни, и люди пошли по домам, Чарли Мур вместе со всеми.
Он догнал Хэнка Саммерса – лицо бакалейщика все еще розовато сияло от бессмысленного бритья. Некоторое время они не спеша шли рядом и молчали, и казалось – обитатели всех домов, мимо которых они проходили, высыпали на улицу, курили, вязали, качались в креслах-качалках, обмахивались веерами, отгоняя несуществующую жару.
Хэнк рассмеялся вдруг каким-то своим мыслям. Через пару шагов он решился их обнародовать.
Мы будем снова вместе над рекой. Река, река, небесная дорога. Итак, до встречи, братья, над рекой, Что пролегла у трона Бога,– продекламировал он нараспев, и Чарли кивнул:
– Первая баптистская церковь. Мне было тогда двенадцать…
– Бог дал, комиссар шоссейных дорог взял, – сказал Хэнк без улыбки. – Странно. Никогда раньше не думал, что город – это люди. То есть ведь каждый чем-то занят. Там, когда я лежал с компрессом, подумалось: ну, что мне в этом местечке? Потом встал бритый – и вот ответ. Расе Ньюэлл у себя в гаражике «Ночная сова» возится с карбюраторами. Вот. Элли Мэй Симпсон…