СБОРНИК ИНТЕРВЬЮ ФРЭНКА ЗАППЫ ДЛЯ ЮНЫХ ФАНАТИКОВ
Шрифт:
Как Вы думаете - может быть, ещё есть люди, которые работают ночными клерками в мотелях и пишут симфонии, которых никто не услышит? Или даже такие люди сдались?
Наверное, кто-то ещё остался. Я могу только сказать, что по математической вероятности, как бы ни была зла теперешняя система, она не настолько эффективна, чтобы убить всех нас. Где-то есть какие-то люди, которые не идут по общему пути. Правда, вы никогда не услышите того, что они делают. В этом вся проблема. Если только вы не слышите музыку, прочитав о ней в газете.
Разве Вы не думаете, что в будущем может осуществиться сценарий из прошлого - когда Феликс Мендельсон нашёл пачку нотной бумаги, оказавшейся музыкой Баха, про которого в предыдущие сто лет никто не вспоминал? Может быть, в будущем эти мотельные композиторы будут так
Нет, потому что это связано с экономикой. Взгляните на это с механической точки зрения. В обществе, где экономическая система откладывает деньги на финансирование культурной деятельности - может быть. В обществе, основанном на соотношении «прибыль-затраты», математическая вероятность того, что это может случиться, так мала, что ею можно пренебречь. Позвольте мне провести одну параллель. Один из наиболее охраняемых секретов американской жизни - это годовая посещаемость американцами музеев. В музеи каждый год ходит больше людей, чем на футбол и бейсбол, вместе взятые. Это самый охраняемый секрет в нашей стране. У среднего человека есть желание потреблять не дерьмо, а что-то другое - но люди не управляют рукой, поворачивающей кран, который направляет реку дерьма в их сторону. У них нет контроля над парнями, принявшими решение, что это то, чего они хотят - и они именно это и получают. И получат ещё больше, и этот поток никогда не остановится. Но я не думаю, что американская разновидность людей настолько испорчена, что оставила всякую надежду на культурную жизнь. Просто у них нет понятия, как этого достичь; они не понимают, зачем это нужно сохранять. Именно это и печально в статистике посещаемости музеев - ведь музейный материал мёртв. Это культурная некрофилия. Музеям нужно существовать, да; вам нужно пойти и посмотреть на прошлое, вам нужно увидеть эту драгоценную вещичку - что бы это ни было. Но это похоже на образ мышления того парня, который в начале XX века хотел закрыть патентное бюро - официальная точка зрения правительства гласила, что всё уже изобретено.
Какая-то часть меня хочет верить, что будет какое-то великое свержение всех этих сил невежества и зла, и люди, тоскующие по чему-нибудь, что может поднять их дух или развлечь их глаза или уши, получат, что хотят.
Ну, в настоящее время желание потреблять этот материал - сама надобность – удовлетворяется на локальном, региональном и даже домашнем уровне - люди записывают всякие вещи в своих домашних студиях, для собственного развлечения и развлечения своих друзей. Это эквивалент парня, сидящего в мотеле и пишущего симфонию. Это парень со своим маленьким «Фостексом», делающий собственные демо-записи - пусть даже он никогда не получит контракта. И революция в домашнем видео. Люди снимают то, что хотят видеть - главным образом то, как они трахаются.
Я всё думаю о Вашем замечании по поводу посещаемости музеев - и меня удивляет презрение, с которым кто-то относится к американской публике, к тому, что ей нравится (или не нравится) слышать, видеть или делать.
Это больше, чем презрение. Людей, принимающих эти решения, вообще не волнует никакая публика. Для них это по ту сторону презрения. У них есть особая повестка дня - любое status quo, то есть сохранение теперешней администрации. Они снесут любой вопрос, обсуждаемый в Конгрессе, но идея состоит в том, чтобы подчинить население. Нужно подчинить все идеи, любое поведение. И проблема в том, что если это изобретательная политика и кто-то нашёл искусный способ навязывать нам эту политику, тогда всё может быть вроде бы и нормально. Но у нас есть поистине тупая политика и искусный способ её навязывать. Им гораздо лучше удаётся методология навязывания подавления, чем изобретение творческой политики, достойной того, чтобы навязывать её публике.
Моя наивность мешает мне понять, как развился этот механизм, и в чём состоит воспитательный процесс, дающий нам бюрократов или политиков, которые вводят в действие и увековечивают всё это.
Например, у нас был такой созданный Рональдом Рейганом объект, как Департамент Внутренней Дипломатии. Если Вы заглянете в справочник по Иран-Контрас, Вы поймёте.
Это не шутка.
Не шутка. Парень, которого он поставил во главе всего этого, не имел адреса, не имел телефонного номера. Вы не могли позвонить в Вашингтонский информационный центр и получить номер Департамента Внутренней Дипломатии. Руководил же им Отто Райх -раньше он был главой дезинформации
Он обратился к инвесторам?
У Никсона было множество инвесторов. Например, многие не знают, что Маркос дал ему 15 миллионов долларов. Если у вас есть правая фашистская идея, найдётся множество людей, которые дадут вам под неё деньги.
Это должно было действовать под началом Никсона, или ЦРУ, или ФБР?
Я думаю, это была автономная операция, но под юрисдикцией Департамента Юстиции. Это было так безнравственно, это был такой афронт для демократии - и многие не подозревают, что это уже произошло. Ещё одно, что произошло при Рейгане - в начале своего срока он подписал президентский указ, президентское решение - директиву, которая наконец дала ЦРУ законное разрешение следить за американскими гражданами.
И она до сих пор действует?
Да. Это было сделано как часть войны с наркотиками.
Это страшно. Как это Вы об этом так информированы?
Люди присылают мне разные вещи. Я смотрю каждый источник новостей, какой только могу найти, и читаю между строк. А остальное время смотрю C-SPAN, и каждый репортаж вызывает вопрос. Первый вопрос такой: почему показывают именно этот репортаж, а не что-нибудь другое? А потом, как насчёт монтажа? То есть, когда они что-то там рассказывают, как они это редактируют?
Расскажите нам о своём телефонном звонке Эдгару Варезу.
На свой 15-й день рождения я получил 5 долларов, и - хотя я никогда раньше не звонил по межгороду - подумал, что может быть, на пять долларов я смогу сделать звонок в это таинственное место Гринвич-Вилледж, Варезу. Моя мать сказала - хорошо. И его не было. Он был в Брюсселе, готовил «Электронную Поэму» для Мировой Ярмарки. Но я поговорил с его женой. Я ещё пару раз говорил с ней по телефону.
Вы узнали что-нибудь важное для себя, или просто позвонили?
Да что можно узнать? Что вам скажет жена композитора? Она была милая дама. Она была так добра, что подняла трубку. Они жили в Вилледже на Салливан-Стрит. Это было приятное место. Красная лакированная дверь. Когда в 1967-м мы переехали в Нью-Йорк, мы жили в этой несчастной грёбаной квартире на Томпсон-Стрит, но это было всего за квартал от дома Вареза. В то время он уже умер, но я ходил там, видел эту маленькую красную дверь и пытался вообразить, что это такое - сидеть взаперти в этой квартире и 25 лет не сочинять музыки.
Вы как-то упомянули, что иногда на Вас оказывали влияние Ваши музыканты. А насколько вообще люди на Вас влияют?
Если высняется, что есть человек, умеющий играть на неком инструменте и делать на нём уникальные вещи, всегда испытываешь искушение написать что-то специально для этого человека.
Например, такого, как Винни Колаюта?
Идеальный пример. Он поистине уникальная личность.
В своей ритмической способности слышать больше, чем раз– два-три-четыре, раз– два-три-четыре?