Сборник материалов Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников
Шрифт:
Прокурор. — Кто же всё-таки подписал протокол?
Лангхельд. — Переводчик.
Прокурор. — Следовательно, этот протокол был подложный?
Лангхельд. — Да.
Прокурор. — Что же в нем было записано?
Лангхельд. — Мы написали, что двадцать военнопленных якобы собираются совершить побег. Фамилии назвали совершенно произвольно. Я просто выбрал их из лагерного списка. На следующий день протокол доложили майору, и он распорядился всех расстрелять.
Прокурор. — Таким образом были расстреляны ни в чем неповинные люди?
Лангхельд. — Да.
Из дальнейших показаний подсудимого выясняется, что подобная практика у Лангхельда и других немецких офицеров была системой. Подсудимый показывает о втором таком же случае. На этот раз его жертвой были тесть ни в чем неповинных украинских женщин. Это были крестьянки ближайших деревень. Они приходили в лагерь искать своих родственников. Желая отличиться перед начальством, Лангхельд решил добиться от этих женщин показаний в том, что они якобы помогали установить связь между партизанами и находящимися в лагере военнопленными. С этой целью пыли арестованы шесть женщин, из них одна с пятилетним ребенком. От них добивались вымышленных показаний теми же методами: раздевали, бросали на скамью, били палками и шомполами. Но никакие мучения и пытки не могли вынудить у советских женщин ложных признаний. Они падали без сознания, но не сказали ни слова.
— Как вела себя женщина, у которой был ребенок, — спрашивает прокурор, — и как вел себя ребенок?
Лангхельд. — Ребенок сначала цеплялся за мать, плакал, а затем отполз в угол и забился там в страшном испуге.
На следующий день Лангхельд написал служебную записку в местную комендатуру, указав, что якобы им вскрыты пять случаев связи партизан с военнопленными. Местная комендатура увезла пятерых женщин и, как выяснилось впоследствии, расстреляла.
Прокурор. — Но ведь женщин было шесть. Что же стало с шестой?
Лангхельд бесстрастным тоном показывает, что шестая в ту же ночь умерла от побоев, и поэтому для него не было смысла включать ее в служебную записку. Этой шестой и была женщина с пятилетним ребенком.
На вопрос прокурора, что же стало с ребенком, Лангхельд отвечает: он цеплялся за мертвую, мать, громко кричал. Ефрейтору, который пришел, чтобы вытащить труп женщины из помещения, это надоело, и он застрелил ребенка.
Ропот возмущения пробегает по залу. Подлые детоубийцы! Они ответят за свои чудовищные злодеяния.
Допрос продолжается.
Прокурор спрашивает подсудимого, являлись ли подобные случаи единичными или они были системой в германской армии.
— Это имело место всюду, было системой, — отвечает Лангхельд.
Он далее указывает, что эту систему утверждали и поощряли приказы и распоряжения германского правительства и командования германский армии. На вопрос прокурора — значит можно считать установленным, что приказы о массовом уничтожении ни в чем неповинных советских людей исходили от германского правительства, Лангхельд отвечает твердо и четко: — Да. Он приводит факт, когда по его распоряжению в Дарницком лагере были расстреляны десять ни в чем неповинных офицеров Красной Армии, чтобы «предупредить побеги».
— Эта моя инициатива, — добавляет он, — была полностью одобрена командованием.
Лангхельд
Из дальнейших показаний Лангхельда выясняется страшная картина режима террора и провокации, царивших в немецких лагерях военнопленных. В этих лагерях вместе с военнопленными содержалось под видом военнопленных и гражданское население. Военнопленных и содержащихся под видом военнопленных гражданских лиц морили голодом, травили собаками, уничтожали под всяким предлогом и вовсе без предлогов. Лангхельд приводит такой факт. В одном из лагерей пленные жили под открытым небом. Чтобы согреться, они по ночам зажигали костры. Лагерное начальство само давало на это разрешение, а затем солдаты открывали стрельбу по беззащитным людям, собравшимся у костров. Это была заранее обдуманная изуверская провокация.
— Скажите, Лангхельд, — спрашивает прокурор, — сколько лично вы уничтожили советских граждан?
Фашистский палач глубокомысленно поднимает глаза кверху, минуту думает и отвечает: — Точно цифру назвать затрудняюсь, но полагаю, что не менее ста.
Прокурор. — А известно ли вам, сколько всего было уничтожено немцами советских людей за время оккупации Харькова и Харьковской области?
Лангхельд. — Я слышал, что было уничтожено более тридцати тысяч человек. Столько же, а то и больше уничтожено в Киеве, около пятнадцати тысяч — в Полтаве.
Так Лангхельд и ему подобные проводили на практике указание германского правительства о массовом истреблении советских людей.
Председатель суда, генерал-майор юстиции Мясников уточняет путь палача Лангхельда по советской земле. Он был в Полтаве, под Киевом, в Дергачах, в Россоши.
Председатель. — И везде вы принимали такое активное участие в истреблении советских людей?
Лангхельд. — Да, везде.
Председатель. — Вам неизвестны случаи, когда германское командование привлекало бы своих офицеров к ответственности за издевательства над мирным населением?
Лангхельду этот вопрос кажется непонятным: такая практика не только не наказывалась, но всячески поощрялась германским командованием. И на вопрос председателя, за что он получил три награды, не за то ли, что так рьяно уничтожал советских людей, Лангхельд отвечает: — Да, я старался выполнять приказы моего начальства.
Председатель. — Вопрос имеет член суда тов. Харчев.
Член суда тов. Харчев. — По каким мотивам и когда вы вступили в национал-социалистскую партию?
Лангхельд. — В национал-социалистскую партию я вступил в 1933 году, главным образом потому, что считал ее программу правильной.
Председатель. — У экспертов имеются какие-либо вопросы к подсудимому Лангхельду?
Эксперты. — Вопросов не имеется.
Председатель (к защите). — Имеются ли у защиты вопросы к подсудимому?
Защитник Коммодов. — Чем подсудимый Лангхельд занимался до войны?